Арч сюда не хотел. Но я поклялась, что это всего на два месяца, пока у нас дома не установят новые двери, окна и сигнализацию. Настолько, насколько это возможно, я старалась держать Джерка[2] подальше как от своих мыслей, так и от своей жизни. К сожалению, я не была уверена в том, что он не появится на школьном бранче.
Но была и другая проблема: мужчина, с которым я встречалась, тоже собирался там быть. Возобновление отношений с Филипом Миллером, психотерапевтом в Аспен-Мидоу, было похоже на серебряный рудник, который у нас в Колорадо открывают лишь тогда, когда подскакивает цена на серебро. Несомненно, большие голубые глаза Филипа и его лучезарная улыбка в стиле всегда-счастлив-вас-видеть разнообразили мою жизнь в местном обществе. И я очень хотела увидеть его, но только боялась, вдруг Джерк устроит какой-нибудь скандал…
Ветер в очередной раз вознамерился сокрушить дом, застонавший и взвывший всеми своими трещинами и зазорами. Ветка, сорванная порывом ветра, гулко стукнув по крыше, с шумом съехала вниз… Подобное бывает часто на исходе весны — предвестники холодного фронта, налетают такие вот вихри ледяного воздуха с Кордильер.
Ветер, просвистев в оконных проемах, затих. И воздух пронзил бесстрашный призыв малиновки.
Я несколько раз от души потянулась и посмотрела на термометр на подоконнике: два градуса выше нуля плюс не сулящие ничего хорошего облака. Милая июньская погодка. Я сползла на пол, чтобы расслабить тело — поза кобры, потом звезды, потом саранчи. Моя духовная жизнь — это смесь йоги, трансцендентной медитации и Епископальной Церкви. Но кого это могло волновать? Думаю, только епископалов.
Далее мысли мои обратились к Филипу Миллеру.
Как тридцатиоднолетняя одинокая мать, я твердо усвоила: неважно, насколько постарело тело, чувства — молоды всегда. В любой момент жизни можно внезапно стать объектом безрассудной подростковой страсти. Еще одна особенность такой «юношеской» любви — чувства к двум мужчинам сразу.
Семь месяцев я встречалась с Томом Шульцем, полицейским. Он очень помог мне, когда после двух случаев отравления мой бизнес оказался под угрозой закрытия. Сложенный как бог, Том Шульц имел аппетит настоящего горца. В нас с Арчем души не чаял, с ним я была как за каменной стеной.
Но несколько недель назад в мои мысли снова тайком прокрался Филип Миллер. Мы встречались лет сто назад, когда я еще училась в университете. Ну, не то чтобы встречались…
При любых обстоятельствах Филип всегда отлично выглядел, производил впечатление состоятельного и интеллигентного мужчины, одевался как профессиональный игрок в гольф и с большим интересом слушал все, что я ему рассказывала. Ну, может быть, не с интересом, но явно с долей демонстрируемого внимания. С начала мая мы с ним заладили ходить в походы. Каждую субботу набивали едой рюкзаки и тащились куда-то.
А однажды он послал мне полсотни воздушных шаров золотого цвета. Просто так. Я привязала их на террасе к перилам и каждое утро в течение двух недель любовалась ими, пока пила кофе. Сидела и смотрела, как прохладный утренний ветерок лениво колышет их в воздухе, сталкивая друг с другом, слушала, как они скрипят один о другой, и думала: меня кто-то любит.
Чтобы спокойно поразмышлять о Филипе, я выкинула Джона Ричарда из головы, а Шульца поставила в режим эмоционального ожидания. Я даже придумала множество оправданий нашим с Филипом походам. Но все равно чувствовала себя виноватой. Чуть-чуть.
Сейчас мне предстояли нешуточные сражения с мускусной дыней, клубникой и киви. Опять буду вся липкая, в мерзкой фруктовой жиже. Вся моя жизнь — сплошное месиво, ничего твердого и устойчивого. Хотя фруктовое пюре из Филипа Миллера и Тома Шульца хоть было и липковатым, но зато таким сладким… Да что там пюре! Они были для меня двойной дозой десерта. Куда уж лучше, чем вечные треволнения из-за Джерка. Но теперь, когда я пережила самый кризисный период своей жизни, мне грозила самая настоящая болезнь Шульца-Миллера. Только представьте: после стольких лет диетического воздержания обжора набрасывается на чизкейк, заедая его мороженым под горячим шоколадно-карамельным сиропом… И почему я всегда ассоциирую мужиков с едой?
Приняв душ, я обрядилась в свою униформу и строго назидала себе: обжорство — один из семи смертных грехов. Не говоря уж о плотском соблазне.
Разметала расческой светлые кудри, чуть подрумянилась, скрывая веснушки — еще бы туфельки для чечетки и улыбку пошире. Ну, щечки не впалые; ну, временами обжора… Зато в отношении других недуховных желаний я была абсолютно невинна целых четыре года после развода. Рассказы друзей убедили меня: случайный секс может оказаться каким угодно. То есть непонятно, чего ожидать. К сожалению, никто не тестировал меня на предмет распущенности. А ведь тема животрепещущая.
2
Инициалы Джона Ричарда Кормана, «J.R.K.», напоминают английское слово «jerk», одно из значений которого — «ничтожество» —