– А можно я тебя нарисую?
– Можно. Кстати, я Эльмира. Но все, почему то, зовут меня Мирра.
Картон, уголь и ровно пятнадцать минут времени. Немного мастерства и это почти нереальное, невесомое, неземное существо уже обитало у меня на куске картона. Очень было похоже на те рисунки, где художники- фантазёры пытаются рисовать эльфов. И ещё почему-то этот рисунок очень напоминал мне мою бабушку. То ли взглядом, то ли поворотом головы, то ли какими-то чертами лица. А скорее всего, какой-то особой аурой, окружающей эту девочку. Именно она создавала у меня иллюзию того, что в это чудное создание вселилась душа моей бабушки. Умом я понимал, что это чистейшей воды бред. Но та пара взглядов, которые бросила на меня эта соседка, были точь-в -точь такими, как когда-то у моей бабушки. Я гнал эту мысль прочь, пытался избавиться от ощущений об удивительном сходстве, но всё это, поневоле, как-то осело где-то глубоко внутри меня. В подкорке.
Портрет ей понравился. Она его пристально разглядывала, когда появились её родители. Очень вежливо они поблагодарили меня за то, что я успокоил их девочку. Так и не успев толком познакомиться, мы, фактически, уже распрощались. У меня же остался рисунок. И какое-то светлое ощущение того, что нечто, не до конца мною понятое, но безусловно прекрасное, появилось в моей жизни.
Через неделю я уехал. Приезжал в Баку на каникулы. Летом и зимой. В такие дни я жил в бабушкиной квартире. Правда, говорил всем, что я живу у бабушки. Ничего не уточняя, не говоря, что бабушки уже давно нет на белом свете. Рисовал. А ещё валял дурака. Устраивал пьянки со своими друзьями. Иногда ко мне захаживала Мирра. Уже не шарахалась от меня и без страха заходила в мою квартиру. Я угощал её шоколадом и рисовал. А ещё кормил. Заказывал большую пиццу для себя и маленькую для неё. Моя пицца всегда была с разными и всякими там изысками. Она же признавала только свою любимую «Маргариту». Она росла, менялась, взрослела. Неизменными оставались лишь две вещи: её привычка объедаться у меня шоколадом и моё желание рисовать её портреты.
* * *
В детстве самым любимым предметом в бабушкиной квартире для меня была железная шкатулка. Она была очень старая. Странно, но со временем, это изображение на крышке шкатулки, так и не потеряло для меня своей волнующей притягательности. Мне было пять лет, когда бабушка объяснила мне, что там изображена женщина с картины «Шоколадница». По мере того, как я рос, она преображалась из чудо-волшебницы, готовящей шоколад и какао для хороших мальчиков, в героиню love story. Бабушка не жалела слов, описывая ситуацию, когда вошедший в венскую кофейню знатный господин был настолько поражён красотой этой девушки, что влюбился в неё и женился на ней. А потом даже заказал художнику Лиотару её портрет. Это был бабушкин вариант истории шоколадницы. В биографиях же Лиотара описывались несколько иные варианты того, кто же была эта девушка и каким образом появился этот портрет. Но факт оставался фактом. Портрет был. Я сам любовался им в Дрезденской галерее. И в те минуты прекрасно понимал, почему Лиотара всегда называли живописцем королей и красивых женщин.
А ещё Лиотар ухитрился сделать фантастическую карьеру дизайнера и рекламщика. Правда, уже после своей смерти. Какая-то американская фирма по производству шоколада выбрала из множества работ именно «Шоколадницу» Лиотара и разместила её на своих коробках. Так, «Шоколадница» пришла в каждый американский дом и сделала эту работу одной из самых узнаваемых в мире. Каким образом она ухитрилась попасть даже в бабушкин дом, так и осталось для меня загадкой. Пока была жива бабушка, я этим не интересовался и ничего не спрашивал. Потом бабушки не стало. Спрашивать уже было не у кого.
В детстве я был уверен, что эта шкатулка обладает таким волшебным свойством, что наполняется сама по себе. Даже, если вечером я съедал все сладости из неё, то утром она всегда была полна. Теперь я сам пополнял эту шкатулку. Волшебства уже не было. Я понял, что коробка не наполняется сама по себе. Удивлялся лишь одному – почему сладости из неё перестали быть столь же вкусными, как в те времена, когда ещё была жива моя бабушка. Парадоксально, но факт.