Все это время я беспрестанно поглядывал на часы, фиксируя временные отрезки и отмечая, сколько у меня осталось времени на то, чтоб добраться до дома и не опоздать.
В половине одиннадцатого я-таки умудрился сбежать по-английски, предоставив всей этой компании возможность развлекаться дальше без меня.
Всю дорогу домой я был на нервах. Выжимал гашетку так, будто все еще не вышел из гонки. В результате прилетел домой на десять минут раньше, чем планировал.
Пока ждал многообещающего Рима, я перенервничал настолько, что уже сомневался, встанет ли у меня вообще.
Чтоб хоть чем-то себя занять, я поменял постельное белье и прибрал в спальне. После чего поймал себя на мысли, что лишаю законной работы горничную, и что к визиту проститутки я так не готовился. Хотя по сути Рим – та же проститутка, только другого пола.
Еще я раза три или четыре вскипятил чайник, но чайный пакетик в кружке так и остался сухим, потому что в очередной раз, готовясь заварить этот самый чай, я умудрился рассыпать сахар. Собирая со стола и пола все эти дюны белых сладких кристаллов, я поклялся, что с этого момента буду покупать только кусковой рафинад.
К тому моменту, когда наконец раздалась трель домофона, я успел еще десять раз все взвесить и решить, что сам ничего предлагать не буду. Но если парень сделает хотя бы какой-то намек на то, чтоб рассчитаться натурой, я соглашусь. Просто ради эксперимента.
Разблокировав подъездную дверь, я глянул на себя в зеркало, провел пару раз растопыренными пальцами по волосам и, скрестив руки на груди, принялся ждать.
Спустя минуту в дверь раздался деликатный стук. Взявшись за ручку, я отворил своему долгожданному визитеру и замер с выражением дебильного изумления на лице.
У меня на пороге стоял молодой католический священник. Настоящий. При полном параде, со всеми сопутствующими атрибутами. В черной классической сутане до пят. С точащей из-под воротника белой колораткой. В руках он держал деревянные четки с распятьем и библию. Я даже не сразу узнал в нем Рима. Волосы парня были зачесаны и даже зализаны чем-то глянцевым назад. И лишь одна тонкая прядь выбивалась из этого лакированного кокона и, падая на лицо, перечеркивала собой левый глаз священника.
– Добрый вечер, Влад. Позволишь войти?
В акустике пустого подъезда его голос обрел литургическое звучание, отчего я завис еще больше. Дальше я, видимо, ждал, что заиграет органная музыка, и хор мальчиков-семинаристов затянет звонкими детскими голосами «Аве Мария», потому что не сразу отреагировал на вопрос. Еще с полминуты я пялился на парня и лишь потом невнятно выдавил:
– А-э…
Рим, пытаясь разобрать смысл моего междометия, сморщился так, будто у него газы. И мне, чтобы пояснить, что я хотел сказать, пришлось кивнуть и попятится назад, пропуская священника в дом.
Тот сразу вернул себе лицо, потом по всем канонам католической церкви наложил на меня крестное знамение и только после этого вошел.
Казалось, я медленно схожу с ума, и вместо хора мальчиков и огранной музыки меня ждет заливистая серена медкареты и люди в нарядных белых халатах. То, что я видел накануне никак не вязалось с тем, что я видел теперь. Остатки сохранившегося разума со скипом проворачивали в голове события минувшего вечера и пытались срастить с делами сегодняшними, но явно не справлялись.
– Я пришел вернуть тебе долг, – немного нараспев протянул Рим, осматриваясь так, будто попал сюда впервые.
«Похоже о минете не может быть и речи, – так же нараспев подумал я и, тут же опомнившись, добавил, – прости, господи».
А на вопросительный взгляд Рима, я лишь пожал плечами, дескать: «Ну, о’кей. Я не просил, но раз уж пришел, я не против».
И тут вдруг Рим осел на корточки и, прыснув, звонко расхохотался. Подъездное эхо пронесло этот смех по этажам, и я осторожно прикрыл дверь, продолжая смотреть ополоумевшим взглядом на вошедшего.
– А-а-а-а… Влад, ну у тебя и физиономия, – простонал он сквозь смех и принялся растирать ладонями увлажнившиеся глаза. – Это просто… просто… – он не нашел подходящего слова и закатился снова.
Я только молча моргал, совершенно не понимая, что происходит и как на это реагировать. Возможно, неотложка нужна была ему, а не мне.
Отсмеявшись, Рим еще раз простонал, показывая всю уморительность ситуации, потом поднялся и наконец объяснил причину своего веселья.
– Да, расслабься, Влад. Я пошутил. Это мне один клиент костюм подогнал. Мне просто захотелось посмотреть на твою реакцию. Ну, я и решил не переодеваться и заявиться к тебе прямо так. И оно того стоило. Блин, ты бы себя видел, – он снова хохотнул и изобразил мое удивление, выпучив глаза и приоткрыв рот.
За что тут же получил от меня тычок под ребра.
– Вот ты тролль! – расплылся в улыбке я и, качая головой, тоже сдержанно хохотнул.
– А-га, – подтвердил он, улыбаясь, – То еще тро-ло-ло. Слушай, можно у тебя помыться и переодеться? Не хочу второй раз на улицу в таком виде выходить. Видел бы ты таксиста, который меня сюда вез. Он, по-моему, на меня смотрел чаще, чем на дорогу. Еще бы чуть-чуть и мне пришлось бы его исповедовать.
Рим выглянул в подъезд, подхватил лежавший на полу черный с ярко-салатовыми вставками рюкзак, сунул в него чётки и книгу и, вернувшись, захлопнул дверь.
– Ну так что, можно? Полотенце у меня своё. Мыло тоже.
– Да заходи. Не жалко, – протянул я руку, указывая на дверь ванной комнаты.
Он скинул кроссовки и, шелестя сутаной, отправился мыться.
Вскоре из ванной послышался плеск воды и довольно звонкое пение. Я много раз слышал о том, что есть люди, которые поют в душе, но сам столкнулся с этим впервые. Из любопытства я подошел поближе и, еле сдерживая смех, прислушался.
Рим выдавал нечто блюзовое. Знаете, такое в ритме:
Па-бада
Па-бада
Па-бада-бада-бадау.
С незатейливыми словами, что-то вроде:
Если ночь
За окном,
А на небе гроза
Я приду к тебе во сне
Закрывай скорей глаза…
Естественный мальчишеский альт, метался по всему диапазону голосов: от фальшивого баритона до почти женского сопрано. Это было настолько задорно, что я, давясь от смеха, жалел, что в моей ванной нет ни глазка, ни окошка. Наверняка, этот голожопый блюзмен еще и флакон с гелем для душа в качестве микрофона использовал.
Когда же он закончил свое выступление на бреющем рифе:
Па-бада-па-бада-па-бада-па-бада-па
А-ееееее
Я не выдержал и заржал в голос. А потом еще и громко зааплодировал, надеясь смутить пацана в отместку за то, что он так откровенно постебался надо мной. Однако через пару минут этот поганец вышел в джинсах и прилипающей к телу футболке и, растирая волосы полотенце, спокойно заявил:
– Ладно-ладно, один-один. Но пою я ничего так, да?
– О, да, – кивнул я и, щелкая пальцами на манер кастаньет, передразнил Рима, напевая его мотив.
Однако и это его ничуть не смутило. Он откинул полотенце, подскочил ко мне и, приняв точно такую же позу, запел на бис.
Так покачивая бедрами и изображая двух стиляг, мы проорали припев трижды, после чего, переглянувшись, рассмеялись и рухнули на диван. Чёрт, это было так классно. Словно удалось вернуться в детство и подурачиться с лучшим другом.
– Так что это за костюм? Где ты его оттопырил? – спросил я, когда мы немного отдышались.
– Да, есть у меня один постоянный клиент с фантазией. Любит меня переодевать. Я уже и пиратом успел побывать, и плюшевым зайцем…
– Зайцем? – я вскинул брови и не удержался от смешка.
– Ну да. Знаешь, такой розовый.
Рим развел руки в стороны, демонстрируя габариты жирного зайчищи. Я лишь, продолжая улыбаться, покачал головой, удивляясь тому, насколько изобретательна человеческая извращенность. А Рим продолжил: