— Нашли только место аварии, — сообщил гонец.
— А груз? — резко спросил хозяин.
Гонец ничего не ответил.
Полковник махнул рукой, отпуская гонца, сообщившего ему неприятную новость. Он уже подсчитал, сколько человек умрут из-за того, что «борт» не прибыл в пункт назначения. И одним из первых в списке станет он.
Про гонца он даже не подумал. Расходный материал.
Зато человек в оборванной камуфляжной форма все понял сам. Поэтому, пройдя с полкилометра по пыльной улице, по бокам которой в канавах бежали мутные потоки воды, он достал из под тряпья пистолет, блеснувший на мгновение вороненой сталью, и выстрелил себе в живот.
Крича от боли, гонец откатился в канаву и там умер, где-то через полчаса.
Дождь шел каждую ночь. Высокие стропила намокли до такой степени, что казались мягкими, как банная губка. Просачиваясь сквозь кровлю, капли дождя срывались вниз и разбивались о каменный пол, словно компания невидимых шалунов громко цокала языками.
Посреди комнаты на коленях стоял мужчина. Седые волосы были зачесаны назад, отчего лицо его казалось хищным. Смуглая, словно обожженная кожа противоречила серым, почти прозрачным глазам, холодным, как льдинки на лужах в период ранних заморозков.
— Все правильно, — сказал он вслух, — Хороший игрок не тот, кто всегда выигрывает. Хороший игрок тот, кто не боится играть всякий раз.
От собственного голоса, так странно прозвучавшего в пустом здании, ему вдруг стало легче.
Человек, которого все знавшие звали Полковником, и даже забыли, как его зовут на самом деле, давно уже стоял на коленях, не замечая, как вода на полу добралась до брюк цвета хаки. Потом вдруг привычным движением Полковник достал из подплечной кобуры серебристого металла пистолет браунинг «Пара орденс», передернул его и небрежно сунул ствол в рот, как будто это была хорошая и очень толстая сигара… В последний момент, перед тем, как нажать на спусковой крючок, левой ладонью он сам себе прикрыл глаза, как будто боялся ослепнуть от вспышки.
Пуля пробила кровлю и потоки дождя устремились сквозь появившееся отверстие.
Лужа на полу была сначала темной от крови, но по мере того как разбавлялась водой, становилась почти прозрачной, серого цвета, такого же, как и открытые глаза лежавшего навзничь мужчины.
ТРИКОЛОР
— Все, — человек в прекрасно пошитом, ослепительно белом смокинге, левый рукав которого был немного запачкан салатом из канадских омаров (какая неосторожность!), уложил в объемистый чемодан последнюю пачку американских долларов. — Переправишь это в Цюрих, нашим новым партнерам. Надеюсь, ты не подведешь меня, сынок?
Тот, кого назвали «Сынок», только криво усмехнулся.
— Обычное дело, — подбодрил его человек в белом смокинге.
— Конечно, — подтвердил Сынок. — За это мне и платят.
— Что ж, хорошему специалисту и заплатить не жалко, — удовлетворенно заметил господин в белом парадном костюме. — Ты ведь работал когда-то на Полковника, а уж он-то умел подбирать людей.
— С тех пор прошло много лет, и я много на кого работал. Хороший был мужик, — вздохнул Сынок. — Последний раз, когда я был у него, он угощал меня молоком, смешанным с кровью…
Человек в белом почувствовал непреодолимый позыв в глубине желудка.
— Мне понравилось, — быстро закончил Сынок.
— Старая гвардия, — вздохнул хозяин смокинга. — Когда-то и я смотрел на таких снизу вверх. Жестокий — да. Но по понятиям… Времена меняются. Он говорил — дело. Я говорю — бизнес. Народ устал от чернухи. Пришло время белых рук и чистых воротничков… Или наоборот…И Полковник, если бы дожил, согласился бы со мной.
— Но это его не спасло, верно?
— Вожакам не прощают ошибок, — несколько нравоучительно сказал человек в белом смокинге. — Если ты хотя бы раз подставился, вернее, тебя подставили — вся стая накинется, чтобы сожрать. В детстве я любил кино про мальца, которого волки воспитали, — он мечтательно улыбнулся — «Акела промахнулся, Акела промахнулся…» Если вожак обложался, больше он не вожак. Вожак — это как неизлечимая болезнь, как иммунодефицит… Нельзя быть бывшим вожаком, можно — только мертвым вожаком.
— Несчастный случай, — пожал плечами Сынок. — Полковник не был виноват, что вертолет навернулся. Уж я-то знаю…
— Не это, не это тебя должно волновать, — смокинг похлопал его по плечу как раз тем рукавом, который был испачкан. — Цюрих, вот твоя цель. Теперь ты в моей команде. А это кое-что значит?
— В том смысле, что играю по вашим правилам? — уточнил собеседник.
— Во-во…
— Документы, таможня, виза… — Сынок отвел глаза, как будто увидел что-то неприличное.
— Я договорюсь, все сделают. И визу тоже…
Сынок кивнул, повернулся и вышел, неся огромный тяжелый чемодан с необыкновенным изяществом. А человек в белом смокинге прошел в другую комнату роскошной квартиры во весь этаж, и, машинально прислушавшись к доносившимся из гостиной, которую он называл «залой», звону тарелок и бокалов, а также громким тостам, достал из кармана мобильник, а также подключил устройство, защищающее от подслушивания Информация сначала записывалась, кодировалась, а уж потом передавалась нерегулярными порциями, так что между репликами абонентов возникали иногда продолжительные паузы.
Еле слышный шум работающего кондиционера убаюкивал. В воздухе чувствовался сладковатый запах от дыма брошеной в пепельницу сигареты.
Человек в нарочито синем деловом костюме некоторое время наблюдал, как струится и исчезает дым, потом потянулся к телефонному аппарату и нажал кнопку громкой связи:
— Таня, два кофе. Тебе с лимоном? — спросил он собеседника в пиджаке с золотыми пуговицами и целомудрено белых брюках, сидевшего напротив, через стол. Тот успел сменить белый смокинг на клубный пиджак.
— И без сахара, — кивнул любитель белого цвета.
— Как ты можешь пить такую гадость?
Секретарша принесла кофе, и они подождали, пока за ней закроется дверь.
— Нам с тобой предстоит кое-что обсудить, — осторожно заметил человек в белых штанах. — У тебя товар, у меня — покупатель…
— Можешь говорить свободно — разговор не записывается.
— Трудно поверить тебе, Мартын, — человек в белых брюках, которого по паспорту звали Б. А. Грушницким, брезгливо шмыгнул носом.
— Борис Андреевич, — Мартын развел руками. — Зачем? Мы ведь знаем друг друга.
— Дорого стоит твоя девка, — хмуро заметил Борис Андреевич. — Наверняка, ни одна баба в мире не стоит столько.
— Стоит не девка, а видеозапись, — Мартын поиграл желваками, явно недовольный таким поворотом переговоров. — Когда ты покупаешь старинную картину, ты же не девку покупаешь, которая там нарисована, а работу мастера.
— То же мне картина… — хмыкнул Борис Андреевич. — То же мне мастер…
— Я не спорю, в киоске у «Трех вокзалов» можно порнуху покруче купить за полтинник, а потом корешам за пивом показывать. Но ведь тебя интересует не действие, а участники? Ты — человек политический, у тебя свой расклад, поэтому ты покупаешь у меня эту пленку и делаешь с ней все, что захочется, — подвел он итог. — А если — пас, догадайся, кому следующему я ее предложу? Покупатель найдется, и ты знаешь сам — кто.
— По рукам, — решился собеседник. — Деньги утром — вечером стулья? — он улыбнулся. — Согласие при полном непротивлении сторон.
— Нет, нет, — Мартын замахал руками. — Что я с твоими «бабками» тут делать буду?
Платить налоги на учебники и «скорую помощь»? Ха, ха… Видел я ваши дачи на «Рублевке».
— Ладно, — кивнул Б. А. Г. — Где?
— В Цюрихе. Я тут собираюсь финансировать культурную программу международной конференции, вот там мы с тобой и обменяемся товаром. К тому же ты знаешь, — он иронично посмотрел на собеседника, — в Швейцарии можно давать и брать взятки, главное, чтобы они были оформлены банковской проводкой. Но зато — законно.