— Откуда сам Варенцов узнал об этом? — спросил Кайзвальтер.
— Он это узнал на Высшем военном совете, председатель там — сам Хрущев, а выступают обычно Козлов и Микоян. Другие члены Президиума молчат. Эти трое заправляют. Они требуют, чтобы германский вопрос был решен подписанием германского мирного договора, утверждая, что нельзя больше откладывать, иначе СССР выставит себя на посмешище перед всем миром{327}.
Другие высокопоставленные чиновники, в том числе Варенцов, — а он большая шишка — понимают, что мы обладаем определенной силой, но во многих отношениях не готовы к длительному конфликту. Они просто отдают приказ (производить больше оружия). У них просто нет другого выбора, как выполнять приказы вышестоящих. Если они откажутся, их уволят. Чтобы не слететь, они душу дьяволу продадут.
Все знают, как лжет Хрущев, говоря, что мы догнали Америку по производству молока и мяса, — ведь на мясо забивают кроликов и лошадей.
Посмотрите на Варенцова. Став главным маршалом, он поднял бокал за Никиту Сергеевича. Я был потрясен. Я поднял бокал. Но какого черта я буду пить за Хрущева? Я подумал о вас и выпил за ваше здоровье. Конечно, все мы люди, и, если у тебя такой почет и власть, ты этой властью пользуешься. Теперь Варенцов хорошо относится к Хрущеву{328}.
Потом Кайзвальтер попросил Пеньковского рассказать о том, что изменилось в Союзе с июня.
— Ситуация в Союзе следующая: прежде всего, если бы вы могли (Пеньковский имел в виду НАТО) развернуть широким фронтом огромную армию, использующую только оружие обычного типа, без ракет и атомных боеголовок, то очень большая часть советских войск скорее всего перешла бы на нашу сторону (Запада).
— Это только ваше мнение или Варенцов и другие его тоже разделяют? — спросил Кайзвальтер.
— Это общая точка зрения, потому что у нас в стране все насквозь прогнило. Люди не доверяют Хрущеву, они не доверяют советскому правительству. Народ полуголодный. Ему очень не нравятся воинственные речи Хрущева, и об этом говорят вслух, ведь после смерти Берии можно свободнее высказываться. Все думают, что из-за таких выступлений Хрущева Кеннеди, Макмиллан и де Голль были вынуждены вдвое, втрое усилить гонку вооружений. Если бы был жив Сталин, он бы не поднимал шума, а этот дурак выкрикивает свои угрозы, выбалтывает планы и заставляет наших потенциальных врагов увеличивать свою военную мощь.
Его не любят и говорят, что он сам себе все портит и слишком много говорит о советских военных успехах, пытаясь запугать западных лидеров{329}.
Мы (Запад) не должны повторять поражение в Суэце (1956 год). Мы должны ответить жестко, если он заблокирует доступ к Берлину. Блокирующие (советские) силы должны быть уничтожены. Это нужно сделать без атомных взрывов в промышленных центрах или районах тыла. Если Хрущев попытается это сделать (блокировать Берлин), ему надо ответить достойно, сказав всему миру, что Запад защищает свои интересы, которые попирает Хрущев, не выполняя Потсдамского соглашения{330}. Если он до какой-то степени расширит конфликт, ему надо ответить соответствующими мерами. В действительности Хрущев и Советская армия в данный момент не подготовлены.
Затем Пеньковский рассказал, как Хрущев лично вынуждал Центральный Комитет Коммунистической партии одобрить программу массового производства всех видов вооружения, делая особый упор на ракеты. Чтобы выполнить это, члены ЦК и ответственные министры «просто вынуждены лично присутствовать на производстве, за которое они отвечают»{331}.
Особое значение, сообщил Пеньковский, имела интеграция восточногерманских сил в Советскую армию. Пехотная дивизия Восточной Германии участвовала с советскими войсками во всех маневрах.
— Что это за дивизия? — спросил Кайзвальтер.
— Обычная пехотная дивизия Германской Демократической Республики, действующая в точности по советской доктрине, участвующая во всех маневрах Советской армии. Маневры могут проходить в любой стране Варшавского Договора и в самом Советском Союзе. Этот план разработан недавно для того, чтобы германская армия была тактически и стратегически готова к участию в совместных операциях{332}.
Кайзвальтер сказал Пеньковскому:
— Это важный вопрос. Какова степень уверенности Варенцова и других высокопоставленных советских военных в том, что Советская армия представляет себе последствия политики Хрущева по Берлину? Я имею в виду, существует ли физическое противодействие?