Пеньковский подбирал слова для ответа:
— Если рассмотреть сегодняшнюю ситуацию, Советская армия не готова вести серьезную войну. Варенцов сказал, что нет никакой уверенности в готовности наших войск. Я даже написал вам об этом, а Варенцов особо подчеркнул, что если и дальше так будет, то мы идем на риск. Мы тренируем свои войска, чтобы они были готовы к любой неожиданности, но в настоящее время нет никакой уверенности, что они подготовлены.
— Это сказал Варенцов?
— Да, он. Они пытаются обеспечить эту уверенность. Члены Центрального Комитета, многие члены партии и министры сейчас пытаются добиться необходимой готовности оборудования прямо в промышленных центрах. Маршалы и генералы постоянно находятся с войсками, чтобы обеспечить их боевую эффективность. Например, во время недавних маневров в военном округе Одессы, — посмотрите, сколько генералов там погибло. — Пеньковский имел в виду смерть четырех генералов при крушении вертолета над Одессой. Вертолет упал из-за того, что сорвалась одна из лопастей винта{333}.
— Как они оценивают с военной точки зрения план войны в ГДР? — спросил Кайзвальтер.
— Это абсолютно безрассудное решение. Они собираются заблокировать танками по всей ГДР пути прохода в Берлин. Конечно, основными будут войска Восточной Германии, а в поддержке, в роли второго эшелона, — советские войска. Весь план подразумевает скоординированность действий восточногерманских и советских войск. Идея в том, что, если эти войска смогут дать отпор англо-американским, французским и западногерманским силам, конфликт будет исчерпан, а Западу придется войти в дипломатические отношения с правительством Восточной Германии, чтобы получить право прохода в Берлин. Тогда можно будет избежать дальнейшего конфликта, и Советы думают, что западные силы испугаются. По совестким оценкам, западно-германская армия к этому не готова. Они определяют ее готовность по оборудованию и человеческим ресурсам как восьмидесятипроцентную{334}.
На следующий вечер Пеньковский позвонил Серовым в отель «Бейсуотер» и договорился встретиться с ними. Когда он пришел, они собирались лечь спать, но он уговорил их пойти с ним. Они отправились в ресторан гостиницы, где он жил и потому мог расплатиться чеком. Он заказал превосходную еду и вино, а чек сохранил для Шерголда, чтобы возместить убытки.
Как Пеньковский сообщил потом группе, Светлана флиртовала с ним. Когда они ехали в такси к ним в отель, она прижималась к нему и делала это, по словам Пеньковского, весьма умело, пока он рассказывал о достопримечательностях Лондона и еще раз обещал помочь Серовым в покупках. Он дал Серовой двадцать фунтов взаймы, чтобы купить качели для дачи{335}.
25 июля президент Кеннеди обратился к народу, по словам основного составителя его выступлений Теодора Соренсона, с «более мрачной речью, нежели те, к каким привыкли американцы, более мрачной, чем все предыдущие президентские речи в век ядерных возможностей».
— Западный Берлин, — сказал Кеннеди, — стал сегодня великим испытанием мужества и воли западных стран, это центр, в котором наши торжественные обязательства… сталкиваются сегодня с советскими амбициями {336}.
Президент попросил Конгресс увеличить военный бюджет на 3,2 миллиарда долларов. Кеннеди не объявил чрезвычайного положения в государстве, но утроил количество призывников и потребовал от Конгресса полномочий объявлять боевую готовность, чтобы призвать резервы на военную службу. Пол Нитце, представитель комиссии Департамента обороны по Берлину, вспоминал: «Планы НАТО на случай непредвиденных обстоятельств предусматривали, что мы посылаем часть военных сил в Берлин по автостраде, а если противостояние будет продолжаться, МС 14/2 предусматривало ядерную атаку… Несмотря на то, что военные силы обычного типа на европейском театре военных действий у нас хуже, чем у остальных, мне кажется, что у нас было стратегическое превосходство. Мы очень хотели, чтобы дело не дошло до обмена ядерными ударами, но все же мне казалось, что Советский Союз не хочет этого еще больше, чем мы. Даже несмотря на это, риск был велик, и ошибки в расчетах как той, так и другой стороны были нашим главным потенциальным врагом. Ядерная конфронтация с Советским Союзом во время берлинского кризиса 1961 года была значительно реальней, чем во время кубинского кризиса 1962 года»{337}.