— Это сегодняшний приказ? — спросил Шерголд.
— Да, посольство проинформировало Москву вчера. Теперь у них очень плохое настроение. Говорят, что это отобьет охоту у людей работать на нас{271}.
Пеньковский снова заговорил о своих отношениях с Винном, и снова возникли трудности, поскольку Винн был всего лишь связным и курьером, а не сотрудником МИ-6, знакомым со всеми оперативными секретами или с тем, что Пеньковский посылает на Запад.
— Я хитрый. Кажется, что смотрю на вещи просто, но все понимаю, — сказал Пеньковский. — Винн чувствует сейчас, что у меня куча денег, что меня хорошо вознаградили. Он все намекает на то, что я должен «зарядить» и его. Прошу вас поговорить с ним — хорошо, по-дружески поговорить. Объясните ему, что ему хорошо заплатят, что если он будет и дальше со мной работать, то у него всего будет вдоволь, даже в будущем.
Шерголд и Кайзвальтер согласились с Пеньковским.
— Вы должны ему так сказать: «Пеньковский — щедрый парень, но денег у него брать не надо». Так он не подумает, что я жадный{272}.
Хотя Пеньковский говорил, что уже не является коммунистом, его образ мышления все еще подчинялся моральным ценностям коммунизма: если у кого-то денег больше, чем у соседа, значит, он должен заниматься чем-то нелегальным. Вместо того, чтобы посоревноваться с богатым соседом, его, следуя основам коммунистической морали, нужно привести к общему знаменателю. Быть жадным в советском обществе означало быть морально коррумпированным и вести себя антиобщественно.
Пеньковский повторил те причины, которые побудили его в первый раз подойти к Винну в Москве, коротко заключив:
— Сначала Винн не хотел этого делать. Испугался. Да как испугался! Как я его умолял и убеждал! Но, конечно же, он понимал, что, если все будет успешно, его озолотят. В конце концов, он торговец, и вы должны это понять{273}.
— Мы позаботимся о нем, и все будет в лучшем виде. Вы сами сказали, что обрадовались, когда увидели его, — сказал Кайзвальтер, пытаясь умиротворить Пеньковского. Но еще минут пять Пеньковский все стоял на своем.
— Он удовлетворен. Ему хорошо заплатили, и он вполне счастлив, — повторял Кайзвальтер.
— Клянусь, я прав, — ответил Пеньковский, зная, что чувствует Винн на самом деле. — Я, по-моему, сказал ему в Москве: «Если у меня все получится, то и у вас все получится». А теперь он думает, почему я изменил свое мнение. Это очень важно.
И особенно важно решить это, поскольку я собираюсь встретиться с ним в конце мая. Успокойте его завтра, скажите, что Пеньковский добрый человек.
— Мы скажем ему, что запретили вам давать ему деньги, — сказал Кайзвальтер.
— Правильно. Скажите, что запретили!
— Хорошо, — добавил Шерголд ради успокоения{274}.
Кайзвальтеру не терпелось покончить наконец с разговорами Пеньковского о Винне.
— Послушайте, вы здесь уже полчаса. У нас очень важная программа. С фотографиями можно закончить в следующий раз. Мы выполняем сейчас оперативную инструкцию, что и как должно быть сделано. Потом я все объясню. Сначала в общих чертах, потом подробно о главных заданиях, которые вам поручат, — сказал Кайзвальтер{275}.
— Это историческая комната. Когда-нибудь здесь повесят мемориальную доску, — ответил Пеньковский{276}.
Кайзвальтер показал Пеньковскому, как слушать радиошифр и как вписывать шифрованные цифры в простой языковой текст. В 21.00 Пеньковский пошел на ужин со своей делегацией в «Маунт Роял». А через час вернулся, предупредив своих «кроликов», что отключает телефон и ложится спать.
Первым важным делом в тот вечер для Пеньковского было подобрать по цвету зубы, чтобы заменить шесть поврежденных вставных зубов. У него были выбиты зубы, когда во время войны он попал под бомбежку. Материал, из которого делали вставные зубы в Москве, был низкого качества и недолговечным, сказал Пеньковский, довольный выбором цвета образцов. Посоветовавшись с членами спецгруппы, он выбрал цвет, который больше всего подходил под его настоящие зубы{277}.
Поскольку стоматология в Москве была на низком уровне, было принято, что советские чиновники, путешествующие по загранице, могли посетить стоматолога, одобренного КГБ, поэтому новые вставные зубы Пеньковского ничьего бы внимания в Москве не привлекли.
Кайзвальтер перешел к подробным инструкциям по поводу новой встречи Винна и русских в Москве. Было установлено точное время, когда Винн сможет пойти в английское посольство заранее и взять для Пеньковского материалы, чтобы не держать их у себя в номере.