Большая часть встречи была посвящена рабочим инструкциям, которые Пеньковский повторял по своим записям. Потом они просмотрели требования важных элементов информации, в ЦРУ это было эквивалентом журналистских «пяти самых важных вопросов»: кто, что, почему, где, когда? Он также должен был достать руководства по советским танкам последней модели, Т-10М и Т-55, и по артиллерии обычного типа{84}.
Пеньковский получил инструкции сообщить точную информацию о ядерных мощностях и точные данные взрывов, чтобы сопоставить его информацию с данными американских проб атмосферы. Его также попросили собрать и зафиксировать любую информацию по советским средствам связи, криптоанализу, криптографии и кадровым методам в этой сфере.
Во время этого заключительного разговора Пеньковский сообщил о том, что у него был одноклассник в Военно-дипломатической академии, который занимается «нелегальной» работой, и, может быть, его знают за границей. Так как нелегалы проникают за рубеж с поддельными документами и живут, не раскрывая своего настоящего имени, Пеньковский может помочь выявить этого агента, показав его на фотографии класса в академии.
Для Пеньковского был готов перевод аннотации книги Лэппа «Человек и космос» в шестнадцать страниц. Он обрадовался, и все перешли к выпивке, бутербродам и фотографированию. После того, как выпили шампанское за здоровье и успех, началось теплое прощание. По русской манере Пеньковский обнял и каждого по очереди поцеловал. Потом они все минуту сидели молча, соблюдая старую русскую традицию тихой молитвы за удачную поездку.
У всех был один и тот же вопрос, который так никто и не задал: встретятся ли они снова? Увидят ли они когда-нибудь друг друга в мире без войны? Пеньковский был единственным агентом, сообщавшим прямо на Запад о военных планах Никиты Хрущева сразу после того, как тот говорил о них на Высшем военном совете. Мог ли Пеньковский помочь сохранить и свою родину, и те страны, которые приняли его, и не дать им разрушить друг друга в ядерной войне?
В 5 утра Пеньковский проснулся в комнате отеля «Буффало дю Монтана». Он переехал туда, потому что там было достаточно дешево, и он мог прожить на тридцать шесть франков в день (около семи долларов в 1961 году). Винн ему позвонил в 6.00 и привез его в аэропорт Орли к самолету компании «Эр Франс», вылетающему в 8 утра в Прагу, где он пересядет на рейс «Аэрофлота» на Москву. Утро было холодным, серым, и, подъезжая к аэропорту, они увидели, как спустился туман. Полет отложили. Винн и Пеньковский пили кофе и коньяк, бродили по коридорам аэропорта, ожидая, когда распогодится и сообщат о его рейсе. Винн спрашивал себя: был ли туман предзнаменованием для Пеньковского? Может быть, боги предупреждали его, чтобы он остался?{85}
В 11 часов Пеньковский все еще был в зале ожидания, когда Джордж Кайзвальтер и Майкл Стоукс приехали в аэрЪпорт на другой самолет. Они его увидели, но правила были превыше всего. Они не поздоровались и старались не попадаться ему на глаза.
Наконец в 11.15 объявили посадку на самолет, и Пеньковский пошел к выходу. Винн вспоминает: «У двери Алекс остановился, и я подумал, что он сейчас повернет назад, предпочтя Париж и безопасность. Он опустил чемоданы и стоял, не говоря ни слова, а я ждал и надеялся. Внезапно он сжал мою руку, потом поднял чемоданы и сказал: «Нет, Гревил, у меня еще есть работа!» — и ушел»{86}.
Глава тринадцатая. Было ли отставание по ракетам?
21 октября 1961 года, во время XXII съезда Коммунистической партии в Москве, заместитель секретаря обороны Роузвелл Джилпатрик бросил недвусмысленный вызов претензиям Хрущева на ядерное превосходство, произнеся продуманную речь на Деловом совете в Уайт Салфур Спрингс, штат Западная Вирджиния. Основная тема речи Джилпатрика — согласованной с Макджорджем Банди, помощником президента по делам национальной безопасности, и одобренной президентом Кеннеди — была следующей: у Соединенных Штатов ядерного оружия больше и оно лучше, чем у Советского Союза. Джилпатрик сказал, что Соединенные Штаты «располагают ядерным потенциалом для ответного удара, обладающим такой летальной мощью, что любой вражеский маневр, вводящий это оружие в игру, был бы актом самоубийства с его (Хрущева) стороны... Разрушительная мощь, которую могут задействовать Соединенные Штаты даже после внезапной атаки Советов, столь же велика — а может быть, и больше, — как общие неповрежденные силы, которыми враг может угрожать Соединенным Штатам при нанесении первого удара. Короче, мощность ответного удара у нас, по крайней мере, не меньше, чем мощность первого удара Советского Союза. Таким образом, мы уверены, что Советы не собираются своими действиями спровоцировать серьезную ядерную атаку»{87}.