Когда Мори доложил об этой встрече Дику Хелмсу, тот был встревожен, что личность Пеньковского раскрыта. «У нас, возможно, не было иного выбора, однако в дальнейшем я хотел бы, чтобы со мной советовались, прежде чем предпринять подобный шаг», — сказал он. Хелмс попросил Мори позвонить Дику Дэвису и напомнить ему, что в этом деле необходимо проявлять максимальную осмотрительность{123}. Даже президенту не было известно имя «надежного и занимающего прочное положение советского чиновника». Так уж повелось, что директор ЦРУ не знал фамилий шпионов Управления, действовавших внутри Советского Союза{124}.
5 апреля штаб-квартира ЦРУ предписала московской резидентуре подыскать новые места для тайников. Поиск мест для тайников был указан в перечне поручений как дело самой первоочередной важности, поскольку тайники могли стать ценным способом поддержания связи с «Героем». Учитывая, что за сотрудниками американского посольства велось усиленное наблюдение, найти новые места для тайников, чтобы «Герой» мог оставлять там свои и изымать оттуда предназначающиеся ему материалы, было совсем не легкой задачей. Только ради такого шпиона, как «Герой», предъявлялись столь высокие требования и ЦРУ шло на такой большой риск.
Также 5 апреля сэр Дик Уайт, находясь в Вашингтоне по другим делам, посетил штаб-квартиру ЦРУ, чтобы встретиться с Хелмсом и сотрудниками советского отдела, занимавшимися деятельностью Пеньковского. Оставался открытым вопрос о том, как следует отнестись к заблаговременному предупреждению Пеньковского о советском нападении и что следует предпринять в связи с этим. Хелмс начал совещание, выразив надежду, что «мы сможем достичь договоренности по этому жизненно важному для обеих служб вопросу».
Мори особо подчеркивал, что любое подобное сообщение следует рассматривать в контексте происходящих событий и что США будут настаивать на том, что в любых обстоятельствах к сообщению следует отнестись сдержанно. Однако он добавил, что у них нет иного выбора, кроме как принять это сообщение и обсудить его с отделом текущей разведки, который затем, возможно, предложит его для первоочередного рассмотрения Комитету бдительности, а может быть, и Разведывательному комитету Соединенных Штатов.
Сэр Дик Уайт ответил, что американская процедура почти идентична английской, где сообщение передается на командный пост Министерства обороны для его рассмотрения начальниками штабов; вполне вероятно, что будет также созвано совещание Объединенного разведывательного комитета. Сэр Дик отметил также, что, поскольку сообщение, видимо, будет передано из Москвы одновременно обеими службами, его оценка будет проводиться в одно и то же время обеими сторонами. Он сказал, что англичане более всего обеспокоены тем, что если информация будет направлена непосредственно в Белый дом, то президент, возможно, позвонит премьер-министру до того, как Объединенный разведывательный комитет даст сообщению оценку.
Объяснение Мори, что такая информация направляется президенту только после всесторонней ее оценки и критического анализа, несколько успокоило сэра Дика. Обе стороны сочли маловероятным, чтобы отдельное непроверенное сообщение от «Героя» добралось до столь высокого уровня, если только оно не будет поддержано достаточно достоверной дополнительной информацией.
В архивных документах на полях меморандума относительно совещания с сэром Диком имеются недатированные, написанные от руки примечания, сделанные неопознанным сотрудником ЦРУ: «Возможно, введен в заблуждение. Звучит так же убедительно, как и менее важные сообщения»{125}. Некто, читая архивные материалы, счел своим долгом сделать предостерегающую приписку к истории.
Узнав из письма Пеньковского, что он предполагает прибыть в Сиэтл на ярмарку 19 апреля, ЦРУ начало лихорадочно готовиться к его приезду. В Сиэтле был снят безопасный дом, и для тех, кому предстояло работать в связи с этой операцией, были разработаны легенды.