— Где начальник?
— Это — я.
— Неправда!
— Ты смеешь возражать! — вскричал взбешенный унтер.
— Я говорю, что вы командуете самое большее взводом. Где же капитан?
— Ба! Да это вы, г-жа Венд?!
Эта фраза была произнесена самым удивленным и в то же время самым любезным тоном. В раскрытых дверях показалась изящная фигура молодого командира роты. Когда Доротея услышала, что ее так называют, у нее от стыда сделался прилив крови, окрасивший ей щеки пурпуровой краской… Ганс полуобернулся к матери и, казалось, говорил ей взглядом: «Видишь, я прав, она заодно с ними».
— Какими судьбами вы попали сюда, красавица Доротея? — продолжал юный офицер, — А, понимаю… Тайная служба! Не правда ли? Ничего не говорите! Я ничего не хочу знать!.. Только я вас обязываю не оставаться дольше в этой деревне. Кое-кто, кого вы знаете, указал главному штабу, что он обманулся или был обманут до последней минуты относительно намерений неприятеля и что нас атакуют с этой, а не с той стороны… Так вы понимаете?.. У нас может быть здесь с восходом солнца слишком горячее дельце, чтобы в него вмешивались женщины… Вы были с этой дамой? Красивая особа!.. Вот тебе и раз! Да у нее есть дети! У нее?
Солдаты при появлении начальства отступили. Один сержант, стоящий у двери, ожидал распоряжений.
— Прикажите проводить г-жу Венд до входа в Вертинген, — сказал ему офицер, — и позаботьтесь, чтобы она прошла свободно. Если есть возможность найти какой-нибудь экипаж, который может доставить ее туда, то велите откомандировать солдата, чтобы управлять лошадью. Кстати, я как раз видел перед дверью маленькую тележку, которой можно воспользоваться. До свидания, красавица! Поклон поручику!
Доротея была глубоко оскорблена этой самонадеянной фамильярностью одного из тех, с которым борется Шульмейстер, и в особенности потому, что все это произошло в присутствии Берты. Она понимала, что каждое слово товарища Венда унижает ее бесповоротно в глазах Берты именно теперь, когда она честно предалась своей задаче… Как бы она хотела снова завоевать один из этих доверчивых и симпатичных взглядов, какие только что ей дарила Берта!
Но Берта думала о себе. Ее занимала единственная мысль: что будет с нею? что ожидает детей?
Зато мальчик внимательно наблюдал за малейшим движением Доротеи. Он видел в ней с самого момента пробуждения врага. Но его детских глаз Доротея не замечала вовсе.
Поразмыслив обо всем, она решила, что ей ничего не остается другого, как воспользоваться предложением капитана немедленно возвратиться в Ульм. По крайней мере, ей удастся на следующее же утро увидеть Шульмейстера и сообщить ему о том, что она видела в Вертингене, во всяком случае, предупредить его о только что совершившемся движении войска.
Она вышла, не сказав ни слова, почти украдкой, как воровка.
Франсуа Родек находился в страшном гневе.
Прежде всего его очень неучтиво оттолкнули в то время, когда он силился объяснить одному унтер — офицеру о невозможности поместить в доме мужчин, так как там уже находятся две женщины и дети.
Затем ударами прикладов его оттолкнули назад в глубину коридора, который служил входом в дом. Там его грубо и крепко привязали за руки к железному брусу в очень неловкой позе. Пока старик старался понять, к чему ведет внезапное нападение на деревню, он вдруг увидел двух солдат, выводивших из конюшни его бедную кобылу, измученную продолжительным путешествием. Затем ей продели удила, и оглобли его тележки снова прижались к ее бокам.
Потом почтительно предложили женщине, незадолго до войска прибывшей в деревню, занять место на маленькой скамеечке, где перед тем сидела Берта с детьми, и солдат ударил кнутом по лошади. Тележка покатилась.
— Вор!.. Вор!.. — кричал Родек. — И это называется армия?.. И это солдаты?.. Нет!.. Это сброд разбойников, которые позорят честных женщин и таскают всюду за собою мошенниц. Они связывают честных людей и обирают их, как в лесу!.. Здесь нет ни одного достойного офицера, командующего солдатами, которому я мог бы сказать прямо в лицо, что он начальник пандур.
Достойный шуан так увлекся в своем гневе, что даже не заметил, как заговорил по-французски. Солдаты, приготовляясь спать в пустых комнатах и коридоре, довольствовались тем, что смеялись, видя его гнев. Они не понимали ни одного слова из его проклятий.
Но один человек понял их.
После отъезда Доротеи молодой капитан спокойно возвратился к узнице. Любуясь ее фигурой, он в то же время прислушивался к каждому слову Родека.