Появился третий котенок. Мурка складывала детенышей на вязаный половичок возле дивана, на котором возлежала Марина.
— Это только предположение, — сказал я. — Я первый, кто узнал о похищении. Я позвонил русским и предложил им обратиться в полицию, чтобы организовали перехват. Меня в полиции не стали бы слушать. Да ещё и засадили бы на всякий случай… Дубровин подтвердил, что он немедленно после моего сообщения попросил местных насчет перехвата. Куда ему было деваться? Это — понятно?
— Дубровин подтвердил, Дубровин звонил… Вот и вся твоя цена, Бэзил, и твоей третьей России, — сказала пренебрежительно Марина, опуская ноги, чтобы, сев повыше, удобнее следить за манипуляциями Мурки-мамаши.
— Давайте без перехода на личное, — предложил Дитер. Он подошел к лежбищу котят и сломался пополам над влажными черными детенышами. — Им молоко, наверное, нужно? А?
— Им дом нужен, — сказал я. — Беженцы.
— Ты можешь утверждать, что блокировка побережья береговой стражей действенна? — спросила Марина.
— Вот именно, — откликнулся Дитер. Он влез в холодильник Тармо и принялся вышвыривать в мусорный контейнер банки с засохшей горчицей, недоеденные консервы и пакеты с прокисшим молоком. Разыскивал съестное для Мурки.
Марина достала из сумочки мобильный телефон.
— Слушай, — сказала она по-эстонски в откинутую крышку трубки, видимо, одному из носителей белесых бакенбард, — купи в ближайшей лавке молока и сырого мяса двести-триста граммов. Говядины. Или фарш в упаковке. Бывает такой, кажется, из индюшки. Принеси мне к машине… Конец связи.
Она защелкнула крышку телефона.
— Спасибо, — сказал я.
— С твоего разрешения, я отвезу выводок дочери.
— Спасибо, — снова сказал я, стараясь не глядеть на нее. Она забирала прощальный подарок, так это следовало понимать. Хоть кошка устроилась.
— Я все-таки не думаю, что блокада действенна, — сказал Пфлаум.
— Это русское дело, и, чем бы оно ни кончилось, от этого Таллинну не горячо и не холодно, — сказал я. — Поэтому я и приехал сюда, к Марине. С одной просьбицей… С которой, однако, раз уж ты здесь оказался, Дитер, обращусь к тебе. Это делу полезнее… За выполнение просьбы я готов дать стоящую информацию. Но сначала хотел бы поторговаться.
— Нет у тебя товара ни на обмен, ни под кредит на доверии! — сказала Марина.
— Кое-что, наверное, найдется все же, я думаю, — возразил Дитер. — Я приобрету. Что в обмен просишь?
— Я хочу, чтобы банда Чико Тургенева, если она преодолеет заслоны береговой охраны, пару дней не смогла выскочить из нейтральных вод к российской границе…
— Об этом русских просить следует, — сказала Марина.
— Об этом я прошу вас. Речь идет о Калининграде, о западном анклаве. Генерала повезут в том направлении… Захват заказан тамошними воротилами. Им нужна фигура, в обмен на которую Москва согласиться отдать некую личность, сидящую в Лефортовской тюрьме в Москве. Я прошу обеспечить блокаду со стороны открытой Балтики. Если Чико наткнется на западный бредень, он поймет, что к Калининграду просто так, через открытое море в западном направлении, ему не проскочить. И он вернется, если вышел в море, или, если ещё не вышел, заляжет в убежище. Немедленно начнет искать проходы. Высылать людей на разведку. А если они зашевелятся, высунутся из логова, то вытянут меня к Чико.
Я всматривался в лицо Марины. Отлавливать будут «Икс-пять», за штурвалом которой, если в подлодках они имеются, — её муж, Рауль Бургер. Где теперь эта лодка — идет в море? Или Рауль, лежа на грунте, ждет сигнала, чтобы принять «груз» и уже потом нырнуть под морскую границу?
Марина встала с дивана, прошлась по съемочной-кабинету, рассеянно взглянула на фотографии, разбросанные на столе.
Наверное, наша дочь будет красивой. Моя и её дочь. И Рауля, формально, конечно. Я-то не существую.
— Ты заплатишь за это любую цену? — спросил Дитер.
— Какую смогу.
Он долго набирал номер на своем мобильном. Ответили ему немедленно. Я плохо понимаю по-немецки. Дитер говорил быстро. Через две минуты разъединился.
— Они могли бы сделать это, — сказал он.
— И слава богу, — сказала Марина. — Немцам ближе всех.
— Не только, — сказал Дитер. — А теперь я хотел бы поговорить с Бэзилом с глазу на глаз. Мадам понимает, что это — не личное?
— Мадам понимает, — сказала Марина. — Я займусь кошечкой и котятами.