В буфете Шлайн и Дубровин, мрачные и не выспавшиеся, сочились ненавистью за столиком, на котором ничего, кроме пачки сигарет, не было. Возможно, они вообще не спали после того, как Ефим дозвонился до меня в Синди к Йоозеппу. Ненавидели они меня. Им обоим придется, сказал Дубровин, упирая на «обоим», отписываться за все, что я натворил в предыдущие дни. Они оба, вступил в разговор Шлайн, дергавший коленом под столиком, могли бы закрыть глаза на многое, но только не на «вопиющую неуправляемость». Обвинений предъявили три. Первое — жестокое обращение с населением, то есть «повешение» на кухонной люстре Йоозеппа, которого едва откачали от шока полицейские. Второе — несанкционированное вовлечение в оперативные действия агента иностранной спецслужбы, то есть Дитера. И третье — продолжение операции вопреки приказу прекратить её выполнение, то есть преследование Чико Тургенева после состоявшихся консультаций по условиям обмена. А на обмен Шлайн и Дубровин шли.
Оба, в особенности Шлайн, который нес ответственность за мои действия, после ликвидации «куклы» оказались, как я понимал, на грани гибели служебных карьер. Снимок затаившегося на крыше шестиэтажки стрелка ничего не оправдывал. Он не мог считаться стрелком, поскольку ничего такого не совершил. Совершил я. Хладнокровно выждал, прицелился и грохнул невинного, умник. Ни о какой самообороне речи быть не могло. Тем более, не могло быть речи о новом плане действий, который я предлагал.
— Твое предложение, Шемякин, само по себе, даже без его реализации, можно квалифицировать как государственное преступление, — сказал Ефим. — И ты навязываешь его нам, правительственным служащим, да ещё офицерам государственной безопасности.
— Что мы теряем? — спросил Дубровин у Ефима.
— Кроме меня, ничего, — влез я в разговор бюрократов. — Абсолютно ничего, если не считать денег, которые мне перевели в цюрихский банк. Дайте же человеку шанс отработать их!
Ефим хрястнул волосатой ладонью по прыгавшей коленке.
— Деньги, деньги и деньги! Ты весь в этом дерьме!
— Хозяина квартиры в Синди, обрати внимание, я все же подвешивал после твоего звонка бесплатно. А ведь эту работу можно посчитать и как сверхурочную, так сказать…
— Выбирай выражения! — заорал Ефим. — Как ты относишься к людям?!
Краем глаза я приметил, что буфетчица на всякий случай выплыла в подсобку.
— Далее, — сказал я, — насчет отношения к людям и обиженного населения. Я бы предложил вашему вниманию, господа шефы, такое объяснение. Йоозеппа я подвесил, чтобы местные увидели, с кем предстоит иметь дело, и поостереглись от поспешных действий, если бы кинулись вдогонку… Они и не кинулись. Предпочли подать жалобу господину Дубровину. Далее. Пфлаум привлечен с твоего, Ефим, разрешения. Еще далее. Операция и не будет считаться законченной, если я не закончу её так, как предлагаю. То есть, я хочу сказать, что пойду до конца и без вашего утверждения моего плана. Вы так и сможете потом заявить об этом. Шемякин-де вышел из-под контроля…
— Шансов никаких, на мой взгляд, — сказал Ефим, вдруг успокоившись.
— Что мы теряем? — опять спросил его Дубровин.
— Его теряем, меня теряем! Не тебя же! — сказал Шлайн.
— Не я нанимал этого эмигрантского соколика, — огрызнулся Дубровин.
Я подумал, что Дитер все-таки нашел верное выражение: «Русские наняли тебя…»
— Ладно, — сказал я. — Мне пора возвращаться. Просветите насчет всего остального, что у вас теперь происходит…
Они переглянулись.
— Ладно, — опять сказал я. — Посоветуйтесь, что вы можете, а что не можете мне сказать Я отойду на минуту. Что принести от стойки?
— Коньяку и какой-нибудь сок, от такого разговора у меня во рту словно куры нагадили, — сказал Дубровин. И с нажимом продолжил, когда посчитал, что я отошел достаточно далеко: — Ну, что мы теряем, Ефим, раз он сам предлагает стать неуправляемым?
Не понес я им заказанное. Не в услужении. Я допивал вторую чашку кофе с подмешанным коньяком у стойки, когда Ефим положил мне руку на плечо.
— Нелегко с тобой.
— Кому нелегко? — спросил я. — Тебе или Дубровину? Или обоим вместе?
Ефим подтянул к себе квадратное пластмассовое блюдечко с моим счетом. Увидел сумму, вытянул из заднего кармана брюк кошелек и заплатил, оставив жирные чаевые.
Счетчик финансирования операции снова включен. Вот что это значило.