— Ты меня коррумпировал, — ответил я, примеряясь к трости. — Откуда вещичка?
— Не краденая, — соврал Ге-Пе.
И мы оба засмеялись.
В прихожей я вытянул из кармана его дубленки на вешалке кожаные перчатки.
Полчаса я тащился вдоль глухих заборов, ориентируясь в темноте по разделительной полосе на шоссе, к выезду на основную магистраль в Пирита. Оглядывался и прислушивался в надежде на такси или сердобольного водителя, но не прошло ни одной машины. «Раймон Вэйл» показывали четверть после полуночи.
У знака «основная дорога» автомобильные фары, дважды мигнув дальним светом, дважды положили мою трехногую тень на ели и асфальт. Чтобы не слепили, я, не оборачиваясь, махнул рукой: подъезжайте. Когда машина поравнялась со мной, изнутри открыли переднюю дверь. Я сел, «девятка» набрала скорость.
— Поговорим откровенно, — сказал по-русски с сильным акцентом человек с заднего сиденья за моей спиной. — Мне нужны гарантии, что через двадцать четыре часа в этой стране не останется никого их тех, кто варит этот отвратительный суп. А именно и прежде всего — вас, господин Шемякин, или как вас ещё величать, затем генерала Бахметьева, некоего Чико Тургенева, а также Вячеслава по прозвищу Калининградский. Обещаете?
Полуобернувшись, я разглядел, что этот третий, присоединившийся к носителям белесых бакенбард, грузен, бородат, в старомодных, с огромными стеклами, очках. Борода и очки могли быть и естественным, и суррогатным камуфляжем.
— В части, касающейся меня, — ответил я, — могу. А если нет, то что?
— Со вчерашнего дня, — сказал третий, — в ящике моего рабочего стола лежит постановление о вашем аресте, господин Шемякин. Несколько убийств, разбойное нападение, шпионаж, участие в поджоге, переход государственной границы под чужим именем… Достаточно поводов, чтобы прокуратуре задуматься о необходимости защитить от вас конституционный порядок?
— Достаточно. Я не спрашиваю о ваших полномочиях. Но, как бы это сказать поделикатнее… У меня, знаете ли, вызывают сомнения мои собственные полномочия. Подобными согласованиями в этой стране, мне кажется, занимается исключительно господин Дубровин, не так ли?
— Так, — сказал бородатый очкарик.
— Тогда отчего разговор со мной?
— Контакт с Дубровиным утрачен.
— Что значит — утрачен?
— Это значит, что его больше нет… Приехали.
Он не оставил мне времени уточнить: нет Дубровина или нет контакта с ним? Водитель притормозил, перегнулся через меня и открыл дверцу. Предупредительно помог развернуть трость, когда я вытаскивал её. Они высадили меня против виллы Бургеров, отъехали на два десятка метров, уперлись в огромную, бесцветную в темноте «Вольво» и погасили габаритные огни. Бородатый очкарик в развалку, словно у него болели ноги, перебрался в «Вольво», и машина ушла.
У «девятки» двигатель работал. Они грелись. И собирались ждать.
Марина всплеснула руками и прижала ладони к губам, увидев мое лицо. Я спрятал трость за спину.
— Предъявить паспорт или сослаться на особые приметы? — спросил я.
— Да нет, все в порядке, опознаю и по битой роже. И не прячь костыль! Нога поражена ножевым, я знаю… Ты с таким конвоем подъехал! Лучшая идентификация. Я в окно наблюдала.
— Ты же их подослала. Разве не так? Большая шишка?
— Даже слишком. Для тебя. Таких не подошлешь, они сами приезжают. Но очень редко… Не думала, что он пожелает взглянуть на такую знаменитость как Бэзил Шемякин, авантюрье из Евразии… С тобой обошлись как с руководителем операции. По этим почестям можно заключить, что дела наконец-то пошли у тебя на лад?
— По вашей раскованности, мадам, можно заключить, что Рауля нет дома?
Она посмотрела мне в глаза. Я развел руками: капитулирую. И почувствовал недоброе. Наши свидания обычно развивались в обратном порядке — разговоры и колкости в конце.
Марина провела меня через гостиную к лестнице на второй этаж, подставив плечо, помогла подняться, в спальне усадила перед трюмо и выдвинула ящичек с кремами и мазями. Я закрыл глаза, отдаваясь ласке её пальцев. И тут же открыл, оглянулся.
— Если не ошибаюсь, это односпальная кровать? — спросил я.
— Мы с тобой умещались и на меньших лежаках.
— Марина, а где спит Рауль?
— По соседству. Там, где тебя уложили после побоища на шоссе у Керну.
— И…
— Рауль Бургер и Дечибал Прока любовники. Даже больше. Они семья. С флотских времен. В экипажах, особенно гвардейских, такое случается. Море, знаешь ли, дальние походы, долгие беседы, боевое братство и все такое… Кстати, Толстый Рэй того же голубого цвета, как и вся его банда. Странно, что они состоялись в контрабанде, а не в шоу-бизнесе…