Варшава передавала танго. Стокгольм — нечто спортивное. Прорезался Калининград, женский бодрый голосок поносил янтарную отрасль, потом упрекал Москву в связи с какой-то свободной экономической зоной. Москва почти не прослушивалась. Я вернулся к Варшаве.
Мело и в самом деле навстречу. Завьюжило круто. Дальний свет фар высвечивал по обочинам пустого шоссе можжевельник, зеленый с одной стороны и залепленный снегом с другой. Часы показывали восьмой час, и я не гнал. Я мысленно пытался оказаться в шкуре Ефима — меня все более беспокоило собственное положение.
В закусочной Алексеевских курсов на стене, среди многих прочих, висело изречение: «Под грубой кожей крокодила спрятано нежное и чувствительное сердце». Брэм, «Жизнь животных», том 41, стр. 1457».
Это относилось и к преподавателям, и к слушателям.
Приятных среди них на самом деле не водилось, по крайней мере, внешне они производили отталкивающее впечатление. Может быть, на матерых профессионалах сама по себе нарастает барабанная шкура? Чем старее рак-отшельник, тем жестче его ракушка?
В сущности, все без исключения герои плаща и кинжала — подонки.
Крокодилы… Наверное, все-таки слишком крепко сказано. Конечно, существование без правил и вне закона не сделают человека приятным. Попытайтесь-ка поймать взгляд шпиона, даже бывшего… Но они — не лгуны. Просто их правда не принадлежит им.
Спецконторский народ в вечной изоляции. По собственной вине — в силу добровольно выбранного занятия. Панцирь нарастает с изнанки кожного покрова. За счет собственных душ.
Понять, говорят, значит простить. Пусть Ефим Шлайн считает себя прощеным. Но я скажу ему кое-что через пару часов. Если увижу.
В Таллинне снег сменился дождем.
Из таксофона на въезде в город я снова позвонил в музыкальную лавку Велле. Теперь ответила Марика.
— Говорит Шемякин, — сказал я. — Ужасная погода, верно?
— Да, — сказала хромоножка сухо, будто боялась — вдруг я напрошусь смотреть телевизор?
— Господин Велле дома?
— Нет, он ушел в баню. Сегодня пятница.
— Для меня есть новости?
— Нет. До свидания.
И разъединилась. Ее рабочая неделя завершилась несколько часов назад, деловые разговоры откладывались до понедельника…
К вечеру в городе по случаю начинающегося уик-энда оказалось столько машин, что я едва приткнулся на частной стоянке возле какого-то скверика. Подняв воротник мгновенно отсыревшего пальто, я метров триста тащился пешком к слабо освещенному подъезду старинного особняка, остальная часть которого за решетчатой оградой высвечивалась галогенными лампами до потери окраса.
Вестибюль представительства фирмы «Балтпродинвест» перегораживала электронная линия Маннергейма. Лакированная арка-детектор. Заставленная мониторами внешнего наблюдения стойка из дерева и брони прикрывала дежурного до подбородка. Он недружелюбно наблюдал, как с моего пальто и шляпы, которую я снял и держал в руке, капало на роскошный паркет.
Зеленоватые цифры электронных настенных часов показывали девять пятнадцать вечера. На сером лице парня, питавшегося, наверное, всухомятку, проступало нескрываемое озлобление. С девяти до полуночи в таких заведениях — время непредвиденных проблем. И первая возникала. В моем лице.
Рявкнул зуммер. По линии открытой связи кто-то сказал:
— Андрей, смотри!
— Вижу, — ответил Андрей.
Увидел и я, как за окном вестибюля в ярком свете галогенов по ступеням бокового подъезда мелкими шажками ссыпался бородатый коротышка без пальто и с разбегу впрыгнул в джип «Чероки» рядом с водителем. Ворота раздвинулись, и, едва машина проскочила на улицу, их тут же закрыли с пульта.
— Вы? — спросил Андрей, упираясь взглядом в мой подбородок.
— Моя фамилия Шемякин, — сказал я. — Мне назначил встречу советник по связям с общественностью господин Шлайн.
Андрей оказался плешивым. Склонившись за стойкой, он шелестел страницами регистрационного журнала. На каждой из них вверху имелся жирный красный штамп «АОЗТ «Экзохимпэкс», лист номер…» Я отлично помнил, что значилось на надраенной латунной плашке снаружи здания. Жирно блестевшая под холодным дождем надпись черным по золотому оповещала: «Балтпродинвест Генеральное представительство».
Есть такая французская пословица: требуй правды только от врагов.
В этом месте обретался Ефим. Не стоило задумываться о разночтениях. Я пришел навестить вроде как своих.
— Советника в настоящее время в представительстве нет, — сказал Андрей.
— Тогда кого-нибудь другого из отдела по связям с общественностью.