— Молодец, — сказал я. — Запомни цифру на шкале, которую стрелка покажет в момент наибольшего отклонения вправо. Запиши эту цифру на клочке бумаги. Не запоминай, именно запиши. После этого закрой прибор, спрячь в карман поглубже, пошумнее спусти воду, не забудь помыть руки, пожурчи из крана и, выйдя из музея, пройдись один до машины. Понял меня?
«Си-Си-Икс-тысяча» реагировал электронными датчиками-снифферами на испарение, испускаемое взрывчаткой.
Тармо кивнул.
— Давайте деньги, — сказал он.
— Какие деньги? — рявкнул я.
— На входной билет. А что, я должен из своих платить?
— Ты настоящий европеоид, — сказал я. — Не забудь потом для моей бухгалтерии корешок входного билета. Отчетность прежде всего!
— Именно, — сказал он и поплелся к старинной створчатой двери.
Я отошел под пластмассовый козырек таксофона, по которому часа полтора назад звонила кремовая тень, выдавившаяся из одной двери «Мерседеса», пока из другой вылезал квази-Чико, живая кукла Барби под Чико, с неизвестным подношением музею.
Когда Ефим Шлайн снял трубку телефона у Велле, я инстинктивно почувствовал, что он уже знает — со мной не все ладно. Ефим ответил, едва отзвенел первый сигнал вызова. И заорал:
— Где ты болтаешься?! Ты опаздываешь со звонком на сорок минут! Известный тебе гость, обрати внимание, пробыл в городе два часа и уже минут двадцать как выехал из Таллинна. Мне следует быть где-то поближе к нему, а не поджидать, когда ты соизволишь объявиться.
— Куда он поехал?
— В Пярну. На двух машинах. Предварительные консультации днем и вечером на уровне помощников или секретарей в скромной гостинице «Каякас». Немецкие гости остановятся там. По крайней мере, переночуют. Завтра утром консультации помощников продолжатся, а генерал…
— Осмотрит исторический музей и пройдется с ознакомительной экскурсией по городу, — сказал я. — Верно?
— Да, действительно так.
— Ну, кто был прав? Я был прав. Минут через пятнадцать у меня появится инструментальное подтверждение того, что мы предусматривали в плане-проекте в отношении будущего твоего известного гостя. Все случится в музее. Именно там.
— Ладно, доктринер, пока по-твоему. Но ведь у тебя проблемы сейчас?
— Почему так решил?
— Сорок минут опоздания со связью.
— Ефим, встречаемся через три с половиной часа в доме, законсервированном на ремонт, напротив исторического музея. Такой там один. Дверь будет открыта. Входи и — все. Поднимешься на третий этаж. Осторожней, это развалины.
Я вдавил рычажок отбоя и набрал номер Марины в Пирита.
— Алло, алло! Я вас слушаю, — ответил почему-то по-русски Рауль Бургер.
— Рауль, как дела? — бодро спросил я.
— Вот пропащая душа! — сказал он, повышая голос так, будто плоховато слышал меня.
— Ты извини, — стараясь звучать не слишком заискивающе и лицемерно, сказал я. — Звоню из автомата. Попроси к телефону Марину на пару слов, пожалуйста.
— Ее нет. И не будет, наверное, до завтра.
Он сделал паузу, прокашлялся и добавил:
— Откровенно говоря, я полагал, что вы… э-э-э… предпринимаете какие-то совместные шаги. Разве нет?
Мне показалось, что он действительно волнуется.
Я провел ногтем по мембране, симулируя помехи, затем, стараясь придать голосу оттенок раздражения, крикнул пару раз «алло!» и разъединился.
Оглядев улицу в оба конца, я юркнул за дверь полуразрушенного дома. Тяжелую, резного дерева створку со множеством заклепок на тронутых ржавчиной петлях я оставлял с отодвинутым засовом.
На лестничной площадке бывшего третьего этажа трехцветная скотинка муркнула и изогнула в истоме белое брюшко, в которое тыкались лоснящиеся тушки котят. Воду из крышки от объектива она выпила. Я поставил рядом прихваченное из «Каролины» блюдечко из-под чашки с кофе, нацедил из пакета молоко и подсунул под розоватый носик. В крышку от объектива насыпал кошачьего корма, купленного в лавке возле «Каролины».
— А где же сама гадишь? — спросил я роженицу, которая закусила молоко каплей какашки из-под слепыша.
Она выгнула спинку и рухнула к котятам снова.
— Что, ведьма, нарожала чертей? — проворчал я. — Разводишь безотцовщину? Потаскушка! И не стыдно? Ай-яй-яй…
Мне не хватало того, что называется бытом. Который бы меня немного заел. Полторы недели мотания по городам и весям, в самолетах и на машине, бездомность, питание кое-как, да ещё передряги, связанные с личной безопасностью, — все это не лучшее времяпрепровождение. И ещё меня беспокоил желудок. Проблема надвигалась неумолимо, как судьба.