– То есть?
– Об операции под этим кодовым наименованием знало лишь ограниченное число людей.
– Каким кодовым наименованием?
– Я же его вам только что назвал – «Роллинг стоун». Операция предусматривала строго секретные платежи в эквиваленте десяти тысяч долларов США в столицах разных стран мира.
– Но всегда только в столицах?
– Насколько я знаю, да. Помню, мне на глаза попался документ, из которого следовало, что платежи в рамках операции «Роллинг стоун» проводились и раньше, еще до моего прихода в отдел, но в тех случаях деньги вносили не представители банковского отдела, а сами местные резиденты.
– Те платежи, которые произвели до вашего прихода… В каких городах?
– Один в Осло. А вот про второй ничего не помню.
– Для агента использовали одну и ту же фальшивую фамилию?
– Нет. Была принята дополнительная мера безопасности. Позже мне говорили, что мы позаимствовали эти трюки из арсенала русских. Это была самая мудреная схема оплаты, с какой мне приходилось сталкиваться. Точно так же и я сам пользовался в каждой из поездок разными псевдонимами и разными фальшивыми паспортами.
Вот это Петерсу понравится, поскольку кое-что для него прояснит.
– Что вы знаете о фальшивых паспортах, которые выдавались агенту, чтобы он мог снимать деньги? Где и как их изготавливали? Каким образом передавали?
– Ничего. Нет, постойте. Знаю, что в них непременно имелась виза той страны, где снимались деньги, и штамп о пересечении границы. Тоже фальшивые, разумеется.
– Фальшивые штампы пограничников?
– Да. Как я понял, эти паспорта никогда не предъявлялись для въезда в страну. Они были нужны исключительно при снятии денег с депозита. Агент путешествовал по своему настоящему паспорту и совершенно легально пересекал границу. А потом уже в банке предъявлял фальшивку. По крайней мере такое у меня сложилось впечатление.
– Вы поняли, почему раньше платежи осуществлялись резидентами, а потом для этого стали отправлять людей из Лондона?
– Причина мне известна точно. Я спрашивал об этом у моих любимых Четверга с Пятницей. Дело в том, что Шеф опасался…
– Шеф?! Вы хотите сказать, что операцией руководил лично Шеф?
– Да, он возглавлял ее, и у него появились опасения, что резидента могут знать в банке в лицо или запомнить. Вот почему он решил использовать почтальона, то есть меня.
– Когда вы совершили эти поездки?
– В Копенгаген я летал пятнадцатого июня. Вернулся в тот же вечер. А в Хельсинки был в конце сентября. Там я провел два дня и в Лондон прибыл числа двадцать восьмого. В Хельсинки я позволил себе немного поразвлечься.
Он ухмыльнулся, но Петерс словно не заметил этого.
– А прежние платежи? Когда были открыты депозиты для них?
– Вот этого не помню, уж извините.
– Но один определенно производился в Осло?
– Да, в Осло.
– А не помните разницу во времени между двумя первыми платежами? Теми, что осуществляли резиденты. Сколько времени прошло между первым и вторым?
– Точно не скажу, но, по-моему, немного. Быть может, около месяца. Или чуть больше.
– Как по-вашему, этот агент уже работал на вас достаточно долго, прежде чем ему впервые выплатили вознаграждение? В досье это было как-то отражено?
– Понятия не имею. В досье указывались только произведенные выплаты. Первая относилась к началу 1959 года. Никаких других данных. По этому принципу всегда осуществляются операции с ограниченным кругом лиц, имеющих доступ к информации. В разных папках содержатся лишь отдельные фрагменты по одному и тому же делу. И только тот, кто обладает возможностью иметь копии всех папок, видит картину в целом.
Теперь Петерс строчил в своем блокноте непрерывно. Лимас не сомневался, что где-то в комнате работает магнитофон, но последующая расшифровка записи потребует времени. То, что Петерс писал сейчас, ляжет в основу более или менее краткой телеграммы, которая отправится в Москву уже вечером, а потом девушки в советском посольстве в Гааге проведут бессонную ночь, передавая дословный текст многочасовых допросов.
– Я хочу знать ваше мнение, – произнес Петерс. – Речь идет о крупных суммах. Причем сама по себе организация их выплаты была предельно усложнена и тоже стоила немалых денег. Что вы сами думали по этому поводу?
Лимас пожал плечами.
– А что мне оставалось думать? Я посчитал, что у Шефа появился чертовски хороший источник, но поскольку я сам никогда не видел его донесений, то ничего не мог знать наверняка. Мне изначально не нравились используемые методы – слишком высокий уровень, слишком сложно, слишком умно. Почему они не могли просто назначать ему встречи и платить наличными? Неужели ему было так легко пересекать границы по своему подлинному паспорту, держа в кармане фальшивый? Все это очень сомнительно.
Настала пора напустить тумана и заставить их преследовать добычу вслепую.
– Что-то я не совсем понял вас. Поясните свою мысль.
– Я считаю, что деньги с депозитов еще никто не снимал. Предположим, речь идет о высокопоставленном агенте за «железным занавесом». Тогда деньги будут дожидаться на счетах, пока у него не появится возможность без труда получить их. По крайней мере такой вариант выглядел бы для меня логичным. Но нельзя сказать, чтобы я так уж много размышлял об этом. С чего бы? В том-то и заключалась суть нашей работы, чтобы знать лишь отдельные фрагменты целого. Вы же понимаете. А если хотите разобраться во всем до конца, то бог вам в помощь.
– Если придерживаться вашей версии, что деньги никто до сих пор не снимал, то чего ради вся эта суета с паспортами?
– Когда я работал в Берлине, мы наладили специальную систему для Карла Римека на случай, если ему понадобится срочно бежать, а связи с нами не будет. На конспиративной квартире в Дюссельдорфе лежал заготовленный для него фальшивый западногерманский паспорт. Он мог забрать его в любое время, следуя определенной и заранее оговоренной процедуре. Срок действия паспорта не мог закончиться. Этим занимался наш особый транспортный отдел, который обновлял и сам паспорт, и все необходимые визы в нем. Шеф мог применить ту же тактику в отношении своего человека. Но точно я не знаю – это всего лишь догадки.
– Тогда откуда такая уверенность, что паспорта вообще существовали?
– Об этом упоминалось в папке, курсировавшей между банковским и особым транспортным отделом, который как раз и занимается изготовлением поддельных документов и виз.
– Понятно. – Петерс ненадолго задумался, а потом вдруг спросил: – Под какими именами вы путешествовали в Копенгаген и Хельсинки?
– Роберт Ланг, инженер-электрик из Дерби. Это для Копенгагена.
– Когда именно вы были в Копенгагене? – задал новый вопрос Петерс.
– Я же сказал, пятнадцатого июня. Прилетел туда утром, примерно в половине двенадцатого.
– Каким банком вы воспользовались?
– О, ради всего святого, Петерс! – Лимас начал заметно злиться. – Королевским скандинавским. У вас все это уже записано.
– Хотел лишь дополнительно перепроверить, – невозмутимо отозвался собеседник, продолжая писать. – А в Хельсинки? Под какой фамилией вы летали туда?
– Стивен Беннетт, кораблестроитель из Плимута. И я там был, – добавил он не без сарказма, – в конце сентября.
– Вы побывали в банке в день прилета?
– Да. Это было двадцать четвертого или двадцать пятого числа, точнее не помню, как уже объяснял.
– Вы везли с собой деньги из Англии?
– Разумеется, нет. В каждом случае суммы предварительно переводились на счет резидента. Он встречал меня в аэропорту и передавал деньги в портфеле, а я доставлял их в банк.
– Кто резидент в Копенгагене?
– Петер Йенсен, владелец книжного магазина при университете.
– А какими фальшивыми именами должен был пользоваться агент?
– В Копенгагене – Хорст Карлсдорф. Думаю, что не ошибаюсь… Да, точно, Карлсдорф. Мне еще все время хотелось сказать – Карлхорст.
– Легенда?
– Менеджер из австрийского Клагенфурта.
– А во втором случае? В Хельсинки?
– Фехтманн. Адольф Фехтманн из Сент-Галлена в Швейцарии. У него еще, кажется, была ученая степень. Да, он значился как доктор Фехтманн, историк-архивист.