Мальчик кладет руку на стену. Мужчина — на мощные, черные от времени кованые ворота.
В мыслях только:
«Живой… Кто бы мог подумать, ты живой… мыслящий… разумный…»
Замок ловит их удивление, восхищение, восторг и… опасения…
Два тела медленно и безвольно оседают у ворот замка.
Бледные лица. Закрытые глаза.
Ровное дыхание.
Тень от стены, как живая, надвигается на них и закрывает сумраком, несмотря на середину дня.
Что они видят во сне?
Ступени…
Бесконечные каменные ступени древней башни.
Складки тяжелого темно-синего шелка мерно скользят по камню. Вверх, ближе к небу…
Наверху, на площадке, холодный ветер подхватывает их, раздувает, смешивая с цветом ночного неба, растворяя в нем. И под светом Луны проявляется Прошлое.
Белый шелк скользит из тонких пальцев в тишине, прерванной жарким шепотом. Теплый воздух дрожит маревом, в котором встречаются руки. И сердца бьются сумасшедшими птицами, готовыми улететь. На самый верх долетает свежий запах весенних цветов, и губы ищут губы…
Хлопают сильные крылья.
Пара белых птиц пронзает высоту — вверх, прямо в небо, в бесконечность его синевы.
И другой была Башня под багровым солнцем беды.
Звон мечей, кровавые посвисты стрел, крики, стоны… Кровь стекает по ступеням, по белому шелку, окрашивая его алым. Алый закат провожает павших. Алое небо отбирает у раненых надежду, а после — и жизнь.
Победителей — нет.
Багровое солнце медленно уходит за горизонт, уступая тьме.
Больше нет никого: ни своих, ни врагов. Этот замок никогда никому не сдавался. Кроме того, что сокрушает все: всевластного времени.
Тишина. Накипь лишайника и паутина. Тьма.
Мертвая. Или все же живая?
И снова безжалостно-яркое солнце беспощадно высвечивает все пятна, трещины, сколы. Раны, которые есть даже у камней.
И крики, крики, крики больших темных птиц, в которых и плач, и насмешка.
Тяжелые складки синего, почти черного шелка медленно скользят по каменным ступеням. Вниз.
Пыльный солнечный луч напоследок пронзает тьму.
Живите…
Яркая полоса солнечного света осторожно ложится на обоих спящих, медленно двигаясь к их глазам.
Двойной судорожный вдох, и черные глаза встречаются с темно-серыми:
— Ты как?
— Кажется, выспался. Темпус… Мля, опять заблокирована, — разочарованно разводит руками мальчик.
— Ну ты даешь… напарник.
— Сон видел?
В серых глазах мужчины мелькнула… ревность?
— Ой, вот только этого не надо. У меня свой дедушка есть.
— Да, дедушка Редмонд… всем дедам дед. А у меня… замок — женщина, — во взгляде мужчины мелькнуло что-то странное, похожее на улыбку. — Прекрасная женщина… Влюбился бы, если б мог.
— И что мешает?
— Я был зачат под амортенцией.
— Серьезно? А не думаешь, что твой отец бросил мать, потому что дело было как раз наоборот?
— Хм. Да… Я подумаю. Ты ее видел?
— Только платье. А ты?
— Я тоже. Синий шелк…
— Ну что, не пора, наконец, посмотреть на «подарочки»?
Когда они вернулись к своему небольшому лагерю, Северус бодро распотрошил зачарованную сумку, достав несколько то ли книг, то ли гримуаров (открыть их они пока не могли), пару старых слегка стоптанных туфель, в которые вложил одну подвеску и одно кольцо, а потом аккуратно разложил по траве панцирь, шлем, поножи, наручи…
— До полного доспеха щита не хватает, — заметил Том.
— Предлагаешь вернуться и поискать?
— Я думаю, на сегодня более чем достаточно. Особенно учитывая то, что нам дали хорошенько поспать.
— А может, как раз чтобы мы отдохнули и могли пройти еще?
— Какой ты, оказывается, азартный… Ну, давай попробуем.
Стоило им встать и двинуться по направлению к замку, по лицам хлестнул порыв ветра.
— Ну вот, как всегда, пока с этим не разберемся, не пустит, — вздохнул мальчик разочарованно.
— Так давай. Кто туфли напялит, а кто — доспех?
— Вообще-то пока не хочу ни того, ни другого. Но в любом случае это придется делать мне, хотя бы потому, что ты физически сильнее. И либо снимешь это с меня, либо в лоб дашь, но снимешь. А вот если они как-то подействуют на тебя, я мало что смогу сделать.
— Зачем обязательно на тебя? Вон, хоть лягушка сперва пусть попробует. На худой конец, змею подманю.
За семь месяцев жизни в маноре Принцев Том, к собственному глубочайшему удивлению, привязался к мальчику. Хотя многое, да что там, почти всё они проходили-проживали фактически наравне, конкурентом он его не мог представить, как ни пытался разжечь свою любимую паранойю. Не выходило, и все тут.
Том прекрасно понимал, что это не мальчик вовсе, а мужчина чуть ли не старше него, но внешность… Тело ребенка, только-только вступающего в подростковый период, быстрые порывистые движения и совершенно, прах побери, мальчишечья улыбка сбивали все осознание напрочь: лорд Гонт не мог заставить себя относиться к юному Принцу иначе как к младшему товарищу.
Северус, зараза, пользовался этим без зазрения совести. Заодно перед Хогвартсом тренировался, специально иногда отыгрывая немного грубоватого, раскованно-хулиганистого мальчишку. Который ни за словом в карман не полезет, ни за палочкой: та отлично закреплена в кобуре на предплечье (и вовсе не обязательно держать ее пальцами!). Ну, если что, и попросту кулаком всегда был готов вломить.
Лорд уже имел счастье испытать это собственным левым глазом. За что был благодарен (и Северусу, и Алану, поставившему парнишке неплохой удар): наваждение, заставившее его уже поднести к шее совершенно потрясающее ожерелье, развеялось мгновенно. А украшение оказалось отнюдь не «ключом к могуществу рода», как вещал «внутренний голос», а гарротой, и, естественно, не простой… Предки были теми еще затейниками: в замке вообще ничего простого не было.
По опыту и по знаниям они оба были очень, очень разными, сходясь только в ментальных практиках. Было интересно учиться — и вместе, и друг у друга. Такое вот взаимовыгодное сотрудничество. Или, чем магловские черти не шутят, дружба?
Том неоднократно задавался вопросом, чем бы он мог рискнуть ради своего напарника. Ответ оказался прост и возник из самой что ни на есть практики, ошарашив обоих: во время их третьей совместной вылазки «за сокровищами Перевеллов» удалось проникнуть в подземелья и, ни много ни мало, пробудить их основного охранника. Костяного дракона, да-с. От его смертельно-ледяного дыхания Том первым же движением просто закрыл мальца собой, выставив самый мощный щит, на который только был способен.
Очень неожиданно все получилось, хоть и справились они быстро. И даже редкую ценную тварь ухитрились не убить: обездвижили, и, пока Северус держал контроль, Том загнал зверюгу обратно в спячку. А потом и управляющий амулет нашли: неприметные парные камушки в проходе. Но ловить потрясенные взгляды напарника лорду приходилось еще не раз и не два. А что ответить-то? Сам в шоке…
После уничтожения дневника — первого крестража — Том ничего не ощутил. Поначалу. А вот когда через пару дней они снова посетили его строптивое «наследство», в первом же зале его просто вырубило. Северусу пришлось двое суток гулять вокруг да около: без хозяина, хотя еще обретающегося всего лишь в претендентах, его гостя особо никуда не пускали. Сны свои рассказывать он не собирался, напарник не лез, но, когда вернулись «домой», лорд Гонт вдруг предложил тому сперва покровительство… а потом, не дав даже ответить, братание. Или усыновление. На выбор.
Северус пришел в себя, к его чести, довольно быстро:
— И зачем тебе это?
— Чтобы было кому это все передать. Чтобы замок тебя пропускал…
— И что мне с этим делать?
— Как что… владеть.
— Сам владей. Я лучше в гости буду заходить. Почитать там, боевку потренировать… Или не пустишь? Род укреплять надо, своих заводи. Кто у нас чуть не первый жених Британии? А мне и своих семейных дел достаточно.