“Придется становиться гением”, — решил он и начал разрабатывать язык и голос, ну, и все мышцы тела заодно.
Годовалый мальчик, уверенно стоящий на крепких ножках, говорящий простые слова или части длинных слов (выдержка шпиона не давала увлечься), которые его мать уже могла трактовать как осознанные ответы на некоторые вопросы, произвел фурор при очередном осмотре у детского врача. Гордые родители (в этот раз Эйлин удалось, к ее собственному удивлению, затащить с собой мужа — и его наконец проняло!) вернулись домой и устроили праздник.
Удивленный малыш таращился на игрушки и еще больше — на родителей. Он никогда не видел ТАКОГО отца. Тобиас улыбался ему, постепенно снимая упаковку с какого-то большого предмета. Подарка. Ему?! И правда, ему. Заговорщически, искренне, по-доброму… Безо всякого воздействия… Отец мог бы быть таким?!
Северус сглотнул комок, появившийся в горле. Надо улыбаться. Надо быть счастливым. Он ведь этого хотел. Надо… Слезы кипели совсем уже около глаз, но в это время сильные руки подхватили его и посадили на лошадку. На колесиках. Нежные руки матери придерживали его, а отец осторожно катал по комнате.
Могло быть так. В его жизни могло быть так. В его жизни ТЕПЕРЬ ЭТО БЫЛО. Боль и радость смешались в сумасшедшей пляске — только не потерять сознание, только не… Он уткнулся в гриву лошадки и засмеялся сквозь слезы.
А потом, когда его подняли, зажмурившись, обнял обоих: мать и отца. И, открыв глаза, увидел их счастливые улыбки. И счастливые слезы. И легилименция для этого уже не была ему нужна.
Он понимал: они не были такими, они такими стали. ОН их такими СДЕЛАЛ.
Но оставалось самое трудное: сделать самого себя.
====== 7. Годовалый кукловод ======
— Как же изящно у тебя получилось, Джем! Так красиво пробудить его сердце… Хотя он у нас и сам умник. Надо же, придумать такое с боггартом!
— Ты заметил, именно тогда в его душе на миг промелькнуло сожаление?
— И это почти уверило меня, что он справится.
— А меня в том, что мои задумки на его день рождения — правильны.
— Ты у меня молодец, — потрепал сестру по макушке старший демиург…
Уже несколько месяцев Северус чувствовал себя не в своей тарелке. Все было как-то не так.
После дня рождения, увидев утреннюю улыбку отца перед его уходом (Искреннюю! Без воздействия!), он чуть не забыл о необходимом внушении, которым всегда «провожал» его на работу. А «залезая в голову» к матери, — естественно, только из самых благих побуждений, — начинал чувствовать странный дискомфорт. Их отношения развивались, становились все теплей и ближе, в них стало проступать подобие… любви?
Привязанность была, однозначно. Повторись ситуация с боггартом, все будет совершенно иначе — и Северус отлично знал, как. У него снова появилась слабость.
Работа, работа… Маленькое детское тело нужно было тренировать, налаживать координацию, что было непросто. Ребенок много бегал по дому, в любую погоду вытаскивал на улицу мать, но там начинались проблемы: когда шел снег или дождь, его никак не желали отпускать с рук, даже несмотря на воздействие. Отплевываясь и страшно ругаясь про себя, мужчина научился… капризничать. Но и это мало помогало: если мать считала что-то правильным (а правильно для нее было — беречь ребенка!), она могла серьезно сопротивляться. Северус даже в чем-то начал гордиться: как оказалось, не такой уж слабой волшебницей была его мать. Но потому и усилить влияние было нельзя: разум Эйлин явно просыпался, и она могла бы уже сопоставить некоторые факты и свои ощущения. Быть раскрытым в планы Северуса совершенно не входило, и его воздействия становились все тоньше, четче и аккуратнее.
Малыш почти сразу и довольно внятно заговорил словами, к огромному удовольствию родителей. А после года стал строить вполне связные короткие фразы.
“Короткие, скоро говорить разучусь”, — думал Северус, старательно перемешивая слова и обрубая привычные ему сложносочиненные предложения еще на взлете, то есть, как только они приходили в его голову.
Один раз ему удалось вызвать просто гомерический хохот у отца: уходя на работу во время сильного дождя, тот непривычно много ворчал, что не к добру такой ливень, на что Северус, не выдержав, сделал самую серьезную мину и выдал:
— Ходить на работу — к деньгам.
В тот день после работы отец, смеясь, вручил сыну новенькую копилку.
Обнимать мать, сидя на ее коленях, для него было просто, но какой же он испытал шок, когда отец, взяв его на руки, начал читать ему какую-то детскую книжку! Правда, и тут ребенок сориентировался, начав тыкать пальчиком в картинки, буквы и произнося некоторые слоги и слова. Радость и умиление обоих родителей чуть не зашкалили — дитятко «читает»!
Потрясенный Тобиас начал водить рукой по буквам и проговаривать их.
Крошечный сын… старался повторять!
Точнее, старался-то он как раз наоборот — не произносить прочитанные слова, но очередной фурор все же получился. А после похода на плановый осмотр в доме стали звучать такие имена как Монтессори и Глен Доман и появилась куча всякой занимательной дребедени. Родители старались как могли и сами не замечали, как становились все более умными… они сами.
Маленький же Северус «с удовольствием» играл, рассматривал карточки, показывал, приносил, говорил все лучше и больше. От периодически возникающего желания спрятаться подальше и побиться головой об стенку его спасла методика раздвоения сознания, подсмотренная в одном из гримуаров Чертогов Разума: теперь он мог использовать небольшую часть сознания для игр, в это же время читая очередную полезную книгу у себя в кабинете.
Но все труднее было контролировать отца и мать, все сложнее было смотреть на них отстраненно и объективно. Ведь они начали гораздо лучше относиться и к нему, и друг к другу, так что по ночам Северус даже изолировал звук, оставляя лишь заклинание-сторож перед уходом в свои Чертоги.
Эйлин втихую, пока мужа не было (а не было его подолгу) начала колдовать: зачаровала подвал (теперь о нем не знал никто, кроме нее, ну, и Северуса, конечно) и устроила там небольшую лабораторию. Первое же сваренное зелье под названием «бабушкин чай от пьянства» среди ее приятельниц ушло влет и принесло кое-какие деньги, за которые она уже не должна была отчитываться мужу.
Новость про «бабушкин чай» разошлась в огромном секрете, но моментально. Волшебница не волновалась: ингредиенты были самыми простыми, а женщины, когда им надо, замечательно умеют держать язык за зубами. Никому из них не хотелось терять такое нужное средство, к тому же, просила Эйлин недорого. А те, кому было очень нужно, но не по карману, получали “чай” в рассрочку, и поскольку работало зелье отлично, не было никого, кто бы потом не оплатил всю сумму. А главное, зелье было улучшенным! Ею самой!
Женщина и не заметила, как начала хорошеть, к чему подруги (некоторые из них на нее чуть ли не молились), радостно приложили свои умелые ручки. Теперь они все чаще ходили в гости: подруги хвастались, как всегда, своими детьми и... самой Эйлин! Ну да, и своими умениями, не без того.
А Северус устал.
Однако отпустить родителей и дать им полную свободу воли было невозможно: через сутки-другие в состоянии матери появлялись депрессивные нотки, а отец неминуемо заходил в паб и приползал домой злой как собака. К тому же, у матери стали прорываться некоторые воспоминания, которые запросто могли разрушить хрупкое равновесие ее души, да и семье грозили нешуточными неприятностями. Сыну пришлось поставить дополнительный блок и постоянно следить за ним. Правда, Северус уже свободно контролировал весь дом, а если напрячься, то и пару кварталов окрест.