— Когда, ты думаешь, это может случиться?
— О, на следующей неделе или в следующем месяце мы не собираемся воевать. Но это должно случиться. — Он встал и со смехом добавил: — Это так же верно, как то, что я почти пьян и должен идти домой.
Я тоже поднялся и, слегка ткнув его под ребро, постарался его утешить:
— Не принимай это близко к сердцу, старина. Если тебя выгонят из армии, я всегда смогу найти для тебя теплое место в Германии. Если ты, конечно, можешь прожить без своих золотых нашивок.
— Что ты имеешь в виду, сумею или нет? Если мне понадобятся нашивки, я поступлю швейцаром в берлинской отель «Хилтон»!
Абдо собрался и снова стал, как всегда, веселым и независимым.
— Хорошо иметь жилетку, в которую иногда можно поплакать, — с усмешкой добавил он. — У себя на службе я не могу так говорить. Критику не любят.
Он попрощался со мной и с Вальтрауд, пригласив нас к себе домой в Гелиополис, и ушел, помахав всем на прощанье рукой. Его хромота — последствие ранения на Синае, когда его джип наскочил на мину, — сегодня была особенно заметна.
Наконец гости разошлись, и мы с Вальтрауд уже собирались спать, как я вспомнил, что мне еще надо поработать.
— Работа? — удивилась Вальтрауд. — В такой-то час?
— Мне понадобится минут двадцать, но это надо сделать сегодня. Сегодня я узнал кое-какие сведения, которые пригодятся нашим ребятам. Переброска танковой бригады на Синай — это очень важно. Через пару дней мне надо будет съездить туда и самому посмотреть все. Я подготовлю и зашифрую сообщение для передачи завтра в шесть утра. Это займет совсем немного времени.
— Я могу поехать с тобой на Синай?
— Почему бы нет? Хорошая мысль. Возьмем удочки и купальные костюмы, и для всех мы будем просто парой туристов, которые собираются отдохнуть на Горьких озерах. Никто нас ни в чем не заподозрит.
Написав и зашифровав сообщение для передачи следующим утром, я вкратце рассказал Вальтрауд о фон Леере.
— Он старый нацист, один из главных военных преступников. Был правой рукой Геббельса. Он не может возвратиться в Германию, так как там его упрячут в тюрьму. А в Египте ему предоставлено убежище, но египтяне не считают его важной птицей. Ему дали пост советника в каком-то министерстве и платят ничтожную зарплату. Он принял ислам и взял имя Омара Амина, но никто не принимает это всерьез — все по-прежнему зовут его фон Леером.
— А чем он для тебя интересен? И кажется, даже для Бауха?
— Для меня он не важен. Кем бы он ни был в прошлом, теперь это выживший из ума старый дурак. Меня совсем не интересуют его бесконечные воспоминания о Третьем рейхе, где он был полковником СС, но меня интересуют люди, которые бывают у него в доме. А к нему приходят важные специалисты по ракетам и авиации — немцы и австрийцы, такие, как Бреннер, Шонманн, Швамм, Фогельзанг. Скоро ты с ними познакомишься. У фон Леера также бывают такие важные фигуры, как Пилц и Штенгель. Некоторые из них не очень интересны. Например, неотесанный Бреннер, который начинает рыгать и петь непристойные немецкие песни после третьего стакана виски; но, поддерживая с ним хорошие отношения, я могу получать надежную информацию о том, как у них идет работа. Ради этого я даже готов рыгать и петь вместе с Бреннером.
Я объяснил Вальтрауд, как важно следить за работой немецких специалистов и получать через них информацию об успехах египтян в области авиации и ракетостроения, а также более общие данные о передвижении войск, их вооружении, боевой подготовке, о состоянии дорог и военных аэродромов и т. п. От них же удавалось получать интересную политическую информацию о том, что происходило за кулисами египетской политики.
— Знаешь, — в заключение сказал я Вальтрауд, — любопытно, что то же самое интересует и Бауха. Я тебе говорил, что он какая-то темная лошадка. Меня давно уже интересует, чем он в действительности зарабатывает себе на жизнь.
— Может быть, он твой коллега, который работает на другую организацию. В таком случае вам, может быть, следует объединить свои усилия?
В ответ я засмеялся и поцеловал Вальтрауд.
— Мой девиз очень прост — не доверять никому.
— А мне? Как же я?
— Ты — счастливое исключение.
Я поцеловал ее и пожелал спокойной ночи.
Шпион в седле
Нади эль-Фарусся — «Кавалерийский клуб» — располагался неподалеку от ипподрома спортивного клуба «Гезира» на нильском острове того же названия в пяти минутах езды от района Замалек, где находился мой дом. На следующий день в восемь часов, чуть позже обычного, мы с Вальтрауд приехали в клуб. Въезжая в узорные чугунные ворота, я сразу заметил, что все завсегдатаи клуба уже были здесь — одни уже верхом, другие еще пили утренний кофе на безупречном английском газоне перед входом в клуб.