Так и тянет ответить ему на вопрос встречным вопросом:
«А ты как и для чего сюда попал? Хоть попытайся скрыть скульптурную окаменелость своих мозговых извилин…»
Обычно люди пытаются как-то скрыть собственную неосведомленность, задают какие-то уточняющие вопросы, но, похоже, только не эти… Они — все оплатили, в том числе и прилюдную демонстрацию своего бунтующего невежества!
Наверное, здесь, на Пляс де ла Конкорд, Маяковскому пришли в голову строки:
«Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва!»
Хотя вряд ли. Это место не могло навевать ему так презираемую всеми ратоборцами-максималистами сентиментальность.
В 1793 году на Пляс де ла Конкорд в очередной раз была доказана действенность самого совершенного и гуманного орудия Великой французской революции — гильотины.
Детище большого человеколюба, врача по профессии Жозефа Гийотена, она легким дуновением ветерка снесла голову жены Людовика XVI, королевы Франции Марии Антуанетты… Стоп! Опять в башку лезет всякая чертовщина… Гильотина, кровь, головы…
Когда, черт побери, оставят меня в покое эти обезглавленные бомжи, дело «Вурдалаки»?!
Ведь почти двадцать лет минуло с тех пор, и на тебе — даже в Париже они меня достали! А все потому, что я с детства не привык оставлять какое-то начатое дело на полпути… Черт бы побрал эти домостроевские замашки!
«Забудь о «Вурдалаках», выкинь их из головы, — говорю я себе, — ты же — в Париже… Где эти обезглавленные бомжи и где ты?! Они — остались в прошлом, а ты исполнил наконец свою мечту и прибыл в город, о котором Эрнест Хемингуэй так великолепно отозвался, назвав его: «праздником, который всегда с тобой», ну, так и празднуй, черт возьми, времени-то судьбой не так уж много отмерено!..»
Чтобы переключить свое внимание на что-то более приятное — себя тоже надо уметь обманывать! — я вхожу в подвернувшуюся таверну, заказываю продукт, экзотический даже для наших «новых», и начинаю священнодействовать над мидиями по-провансальски, которые мне подают в эмалированной кастрюльке, горячей, как пламя всеочищающего ада, из которой они, мидии, торчат, раскрывши свое лоно…
Черт возьми, опять сексуальные реминисценции, да когда же это кончится! Уж не взять ли девушку напрокат? Нет, денег на это командировкой не предусмотрено, так что, друг мой, продолжай сношать кого-нибудь по памяти. Увы, это так же, как и хмелеть по памяти — невозможно!..
Если французская «наружка» наблюдает, облизываясь от зависти, как я поглощаю мидии, то она мне, конечно, этого не простит — какую-нибудь каверзу потом устроит непременно… И будет права, отомстив мне за устроенный мною сеанс садомазохизма…
Немедленно прочь из таверны!
…Я вхожу в какую-то анфиладу магазинчиков, торгующих антиквариатом, всякими дорогими безделушками, ранее принадлежавшими французским королям, их вассалам и завоеванным ими нациям и народам.
Содержимое каждой лавчонки убеждает меня, что на долю любого туриста, приезжающего в Париж, еще достаточно нераскрытых тайн. Это ощущение усиливается, когда я натыкаюсь на галерею, где свободно — были бы деньги! — можно приобрести полотна всемирно известных художников: Эдуарда Мане, Поля Сезанна, Ван Гога, Гогена и обожаемого мною Тулуз-Лотрека. Подлинники!
Увы, на мои командировочные можно приобрести разве что запах этих картин.
Кстати, о запахах. Вчера у магазина «Самаритэн» какие-то отвязные коммерсанты, парень и девица, приняв меня за американца, пытались всучить мне запаянные консервные банки, наподобие пивных, по пять франков за штуку. Уверяли, что в банках закатан ни много ни мало — воздух Елисейских полей. На банках по-английски были исполнены надписи: «весенний воздух», «осенний воздух», «утренняя свежесть», «вечерний бриз» и так далее.
Я замедлил шаг. Развязная пара оценила мой поступок со своей, с коммерческой, колокольни. Я же просто искал подходящие слова, чтобы изящно, не по-американски, ответить на их притязания.
«Простите, — наконец нашелся я. — Воздух с Елисейских полей — это прекрасно, но я ищу консервированные экскременты апостола Петра…»
Двигаясь мимо лавчонок, сплошь увешанных картинами мастеров разных эпох, от классицизма до постимпрессионизма, краем глаза замечаю какие-то странные статуэтки, подсвечники и настольные лампы. Они вносят некоторый диссонанс в интерьер галереи и не могут не привлечь моего внимания.