С момента объявления войны мы все опасались, как бы неприятельский агент не взорвал моста или железной дороги и этим самым не помешал бы в значительной мере мобилизации. Большинство железнодорожных пролетов крупных узловых станций в предместьях Лондона были арендованы (для рекламы) частными лицами, преимущественно иностранцами. 5 августа я сам отправился в военное министерство в надежде разыскать там генерала, пользовавшегося необходимым авторитетом, чтобы разогнать весь этот народ. В министерстве царила, по-видимому, полная неразбериха, да и неудивительно, потому что все начальники департаментов выехали на фронт, а их заместители еще не освоились с работой. Все же я нашел, наконец, нужного мне генерала. Пока я излагал ему свое дело, небо вдруг заволокло тучами и раздался удар грома, похожий на взрыв.
— Цеппелин, — произнес он мрачно.
Этой же ночью меня разбудил звонок телефона и мне сообщили о взрыве подземного хода и железнодорожного моста в графстве Кент. Я едва успел передать сообщение соответствующим инстанциям, как снова раздался звонок телефона и мне объявили, что оба предыдущие сообщения — попросту измышления возбужденных умов. Подобные инциденты ясно показывают, какое настроение царило среди большинства из нас в эти первые страшные дни.
Кто помнит сейчас лихорадочное состояние, охватившее всех в первые дни войны? Толпы народа у помещений, где происходил набор рекрутов, добровольцы, шагающие по улицам в штатском платье и отправляющиеся на вокзалы без торжественных проводов, хотя это и был цвет наших войск и многим из них не суждено было больше вернуться домой; солдаты, располагавшиеся лагерем почти на самой Виктория-стрит (одна из центральных улиц Лондона), яркие краски плакатов, объявлявших рекрутский набор, и нелепые призывы к населению «делать свое дело, как обычно», молчание в автобусах, нарушавшееся лишь паникой, возникавшей в ожидании налета цеппелина при каждой вспышке огня из выхлопной трубы автомобиля. Кто помнит теперь все смехотворные предсказания и прогнозы мнимых экспертов и знатоков или некоторых банкиров, утверждавших, что война продолжится не более шести месяцев, так как ни одна из воюющих стран не будет в состоянии выдержать дольше финансового напряжения, требуемого войной? Мы даже забыли осаду и наступление, которым подвергались магазины съестных припасов, и как страх того, что надвигается продовольственный кризис, охватил население. Можно было наблюдать, как пожилые господа в тревоге за завтрашний день закапывали в полночь в своих садах коробки печенья из страха, что соседи донесут на них судебным властям.
Я думаю, что все это свидетельствовало о патологическом состоянии, которому были особенно подвержены пожилые люди. «Болезнь» эта не побуждала, однако, своих жертв трудиться на пользу отечества, так как большинство из них ничего почти не делало в этом направлении. В предвоенные дни припадки этой болезни были еще сравнительно легкими. Тогда больные серьезно рассказывали друг другу, как на одном официальном обеде они вдруг привели в смятение подававшего им метрдотеля вопросом, в какой пункт ему приказано явиться в момент десанта германских завоевателей, и как застигнутый врасплох официант сразу вытягивался в струнку и отвечал: «В Портсмут».
Говорили шепотом о тайных ночных визитах германских самолетов в Южном Уэльсе, о таинственных прогулках каких-то деревянного вида господ с квадратными головами, изъяснявшихся на гортанном наречии, нанимавших лошадей в восточных районах Англии и проявлявших нездоровое любопытство ко всем скотным дворам и конюшням ферм, встречавшихся им на пути.
Я помню, как премьер-министр Асквит, бывший в то же время талантливым адвокатом, утверждал, что согласно всем произведенным проверкам, дозволенным законом, ни одно событие не было установлено с такой точностью, как переход через Англию огромного русского экспедиционного корпуса, направлявшегося в подкрепление западного фронта. «Свидетели-очевидцы» описывали высадку этих войск в Лейте, Абердине и Глазго. Говорили, что видели своими глазами, как русские отряхивали снег с сапог и хриплыми голосами требовали водки на перроне вокзала в Карлейле и Бервик-он-Твид; как они забили рублями телефон-автомат в Дэрхеме; как четверо из них поселились на квартире у одной дамы в Крю, и та рассказывала, сколько хлопот ей стоило удовлетворять их славянский аппетит. Оставалось только предоставить свободу распространению этой легенды в надежде, что она дойдет до неприятеля и произведет на него ошеломляющее впечатление. Я не раз задавался вопросом, не была ли эта легенда создана каким-нибудь скромным патриотом, надеявшимся поддержать ею мужество и поднять угнетенное настроение своих соотечественников, если только, как говорили впоследствии, она не была результатом впечатления, произведенного странной формой и галльским наречием военных разведчиков горной Шотландии (ловат-скауты).