Гарриет пролежала в комнате до вечера, наблюдая, как тени листьев меняются и исчезают. Она слышала, как отец вернулся домой.
— Я никак не могу с этим примириться. Я прихожу домой с работы, и единственное, чего хочу, это покоя, тишины и бокал мартини. Сегодня я вернулся, и что же вижу — ведерко со льдом не приготовлено, ты в полном помешательстве, из кухни на весь дом слышна эта негодяйская кухарка — так она орет. А тут ты еще мне говоришь, что пришлось повысить ей жалование на пять долларов! Объясни мне наконец, что происходит?
Послышалось долгое бормотание, а потом звук закрывающейся двери. Мама повела отца в библиотеку. Если кто-то хотел устроить кому-то скандал, библиотека была самым подходящим местом.
Она лежала в темноте и смотрела в пустоту. Она не осуждала отца за то, что он сердится. Но это все было так скучно. Иногда, когда она закрывала глаза, она видела какое-то желтое пятно. Она чуть не уснула. Тут на лицо ей упала полоска света, она чуть-чуть приоткрыла глаза и увидела, что в дверях стоит отец. Девочка снова закрыла глаза.
— Гарриет, ты спишь?
Она не пошевелилась.
— Гарриет, отвечай.
Гарриет продолжала лежать, едва дыша.
— Послушай, я прекрасно знаю, что ты не спишь. Я, бывало, то же самое проделывал со своим отцом. Так что ты лучше сядь и поговори со мной.
Гарриет мгновенно села, наклонилась и одним прекрасно рассчитанным движением бросила ботинок прямо в отца.
— Ну… это уже просто из рук вон… Тут что-то придется делать… Этот ребенок… Пойди сюда. Я считаю, лучше позвонить… — тут дверь крепко захлопнулась.
Гарриет продолжала лежать, будто никогда не двигалась, не бросалась ботинком, никогда не была несчастна, никогда не ловила лягушку. Она спокойно размышляла про себя — только подождите, когда я сломаю палец Джени. Потом внезапно она провалилась в сон. Поздно ночью девочка проснулась от того, что мама натягивала на нее пижаму и заправляла рубашку в штаны. Потом она снова блаженно заснула.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
На следующее утро Гарриет проснулась ужасно голодной, потому что накануне не поужинала. Она спустилась вниз прямо в пижаме и уселась за стол.
— Гарриет, поднимись и переоденься.
— Нет.
— Что значит нет? — в удивлении широко раскрыла глаза мама.
— Нет и все, просто нет.
— Сию минуту иди наверх, — сказал отец, — а не то получишь такую трепку, что вовек не забудешь.
Гарриет пошла наверх и оделась, потом спустилась вниз и снова села за стол.
Родители не заслонялись газетами и пристально смотрели на нее.
— Ты умылась?
— Нет.
— Тогда иди обратно и умойся.
— Нет.
— Гарриет, ты же всегда умываешься.
Молчание.
— Гарриет, иди наверх и умойся.
— Нет.
Отец посмотрел на мать:
— Как я вижу, мы не слишком быстро продвигаемся вперед. Но прежде чем мы все полностью погрузимся в новомодные идеи, могу ли я заметить, Гарриет, что тебе лучше сию же минуту подняться наверх и умыться, а не то ты целую неделю не сможешь сидеть на мягком месте.
Гарриет поднялась наверх и умылась. Почему-то все это доставляло ей непонятное удовольствие, и спускаясь вниз, она даже что-то мурлыкала.
— Сегодня ты в школу не пойдешь, — начала мама.
— Я знаю.
— Откуда ты это знаешь? Гарриет, ты подслушивала?
— Нет.
— Тогда откуда ты знаешь?
— Потому что решила туда не ходить. Мне разонравилось ходить в школу.
— Ну, это не совсем то, что я имела в виду. Сегодня мы пойдем повидать кое-кого.
У Гарриет подпрыгнуло от радости сердце:
— Оле-Голли? Оле-Голли вернулась?
Родители обменялись взглядами.
— Нет, — ответила мама, — мы пойдем повидать доктора.
— А, — Гарриет прожевала кусок бекона, — доктора Андрюса? — спросила она невинным тоном, намереваясь посплетничать о Карри, пока будет у доктора.
— Нет, — сказала мама и как-то беспомощно поглядела на отца. Тот пробормотал что-то вроде «Гм-м-м», пару раз прочистил горло и произнес:
— Он довольно-таки приятный субъект, этот доктор, к которому ты пойдешь. Не такой прохвост, как большинство докторов.
Гарриет продолжала есть, не глядя на него. «Может быть, — подумала она, — для Карри будет достаточно, если я просто скажу, что мой отец назвал доктора Андрюса прохвостом».
Покончив с завтраком, она вышла на улицу, чтобы подождать мать. Посмотрела в сторону школы и увидела, что дети топчутся перед дверью. Ее не волновало, пойдет ли она снова в школу. Казалось, прошли сотни лет с тех пор, когда ей так нравилось писать «Гарриет М. Велш» наверху страницы.
В конце концов мама вывела машину, и Гарриет уселась. Мама доехала до угла Девяносто Шестой улицы и Пятого проспекта, потом три раза объехала вокруг квартала, ища, где поставить машину. В конце концов она, просто пылая негодованием, заехала в платный гараж.
В лифте Гарриет внезапно спросила:
— А зачем я туда иду? Я же не больна, — хотя сказав это, она почувствовала, что все-таки немножко больна.
— Ты просто поговоришь с доктором. Он ничего не будет с тобой делать.
— Но я его не знаю.
— Это ничего. Он очень приятный человек.
— Но о чем я с ним буду разговаривать?
— Обо всем, о чем он захочет.
Они доехали до седьмого этажа, и мама позвонила в звонок на голубой двери. Тут же дверь открыл невероятно смешной человек, ну просто смешнее всех на свете. У него были ослепительно рыжие волосы вокруг совершенно лысой макушки, большой ухмыляющийся рот, желтоватые зубы и смешные очки в толстой черной оправе. Он был очень высокий — такой высокий, что ему приходилось все время наклоняться. Гарриет заметила, что у него был ужасно странный нос и невероятно длинные ноги.
— Привет, привет, — радостно сказал он.
Гарриет только фыркнула в ответ. Она ненавидела, когда кто-то пытался немедленно ей понравиться.
— Здравствуйте, доктор Вагнер, это Гарриет.
Гарриет отвернулась. Было как-то глупо стоять здесь, когда они оба смотрели на нее.
— Ну, почему бы нам не пройти в кабинет и не поговорить немножко?
«Ну вот, снова библиотека, — подумала Гарриет, — слишком долгий путь для того, чтобы устроить скандал». Мама улыбнулась ей и пошла в приемную, а Гарриет последовала за рыжими волосами в кабинет. Кабинет оказался большой комнатой с синим ковром, кушеткой и зачем-то с пианино. Гарриет неподвижно, как столб, встала посредине комнаты, а доктор Вагнер уселся в одно из двух гигантских кожаных кресел.
Он по-доброму, с выражением какого-то ожидания на лице смотрел на нее, она — на него. Воцарилось довольно долгое молчание.
— Ну, — в конце концов сказала Гарриет.
— Ну, что? — приятным тоном спросил он.
— Ну, что мы теперь будем делать?
— Можешь делать все, что хочешь.
— А уйти я могу?
— А тебе хочется уйти?
— Ну, что мне ПОЛАГАЕТСЯ делать? — Гарриет уже сильно рассердилась. Доктор Вагнер потер нос.
— Давай посмотрим. Можем сыграть в какую-нибудь игру? Ты любишь игры?
Это была уже какая-то несусветная глупость. Тащиться в такую даль, чтобы сыграть в какую-то игру? Уверена, что мама об этом не знает. Что такое с этим человеком? Она решила, что для начала лучше всего будет идти у него на поводу.
— Да… я люблю игры… хорошо.
— А какие игры ты любишь?
До чего же утомительный человек.
— Любые старые игры. Это вы сказали, что хотите во что-нибудь сыграть.
— Ты играешь в шахматы?
— Нет.
«Оле-Голли собиралась меня научить, — подумала девочка, — но так и не успела».
— Хорошо, как насчет «Монополии»?
Это точно самая скучная игра на свете. В ней было все, что Гарриет ненавидела.
— Хорошо, если вы хотите.
Доктор Вагнер встал и подошел к шкафу рядом с дверью. Когда он открыл шкаф, Гарриет увидала всевозможные игры, кукол, кукольные дома, машинки. Она попыталась быть вежливой, но ее разбирало любопытство.