Чжао в задумчивости откинулся назад. Его быстрый ум просчитывал варианты, анализируя и отвергая один за другим. Наконец он принял решение и расслабился.
— Как шаг в карьере это может представлять для меня определенный интерес.
— И, конечно, тогда вы сможете отдать долг вашему самому крупному кредитору, то есть Корпорации. Я уже не говорю о КГБ, который, как вам отныне известно, скупил значительную часть ваших коммерческих долгов.
Наступила длинная пауза.
— А цена? — спросил наконец Чжао.
— Цена очень невысокая. Вы будете выполнять наши инструкции.
В комнате снова воцарилось молчание.
— Какие ваши инструкции? Можно точнее?
Казин и Крабиков снова обменялись взглядами.
— Мы собираемся затребовать уплаты всех крупных долгов Корпорации, — сказал Крабиков, — а затем прекратить выдачу кредитов торговцам Гонконга. Навсегда.
Бесстрастное лицо Чжао вдруг как-то сморщилось.
— Что?..
— Думаю, вы не ослышались, мистер Чжао, — сказал Крабиков.
— Вы собираетесь потребовать возврата… всех долгов?
— Да, а тех, по которым платежи не будут произведены немедленно, лишить права пользования. Ну, а потом, возможно, прикрыть и саму Корпорацию. То есть там будет видно… Настоятельно прошу учесть, что ваши позиции будут защищены, если это произойдет.
— Но… но тогда вряд ли устоит хоть один «красный»!
— Да, ни одна мелкая или средняя фирма не сможет надеяться на выживание. Некоторые крупные фирмы, возможно, и устоят, ибо мы не можем утверждать это с определенностью. Но что касается «Дьюкэнон Юнг», то она обречена. Но наша стратегия предельно ясна: не давать отсрочек по платежам и не предоставлять больше кредитов. Наши расчеты наглядно демонстрируют последствия этой политики второго крупнейшего банка Азии для финансовой жизни Гонконга. Как финансовый центр Гонконг полностью утратит свое значение. Корпорация окажется владельцем примерно двадцати процентов всех земель, ныне принадлежащих трем объединениям. И тогда, — Крабиков обнажил зубы в ухмылке, — Бэйцзин может занимать свой Гонконг. Мы будем только приветствовать его приход туда!
— Вы рассуждаете как безумец, мистер Крабиков. Британское правительство и Китайская Народная Республика никогда не допустят этого. Они воспрепятствуют этому.
— Каким образом?
— Они окажут финансовую помощь. Оплатят долги за ваших должников.
— Не думаю. Во всяком случае, именно англичане не пойдут на это. К тому времени срок их ответственности за Гонконг подойдет к концу, а поддержка дальневосточных фирм, коммерческих пиратов и мафиози дальневосточного региона вряд ли обрадует английских избирателей…
— Тогда это сделает Бэйцзин.
— Мистер Чжао, откуда они возьмут столько денег? И почему они должны тратить их на поддержку «капиталистических акул»? Кажется, именно так они вас называют?
— При таком раскладе они и не будут пытаться сделать это экономическими способами. Они просто введут в Гонконг войска и силой вынудят вас отказаться от всего, что вы проделаете.
— Нет, они не пойдут на это.
— Почему же?
— Потому что им так же хорошо известно, как и нам, что в тот момент, когда первый китайский солдат ступит на землю Гонконга, все крупнейшие банки мира завалят Гонконг телеграммами, и это будет почище мелодрамы «Гибель „Титаника“».
— Что?
Крабиков захихикал:
— Смешная фраза, не правда ли? Но позвольте, я объясню. Уже много лет тому назад примерно пятьдесят крупнейших банков мира заключили между собой соглашение о том, что в случае вторжения войск КНР в Гонконг немедленно будут посланы телексы о том, что пострадавшая территория должна быть осушена. Менее чем через минуту — время, необходимое для того чтобы перевести деньги по телеграфным линиям, — все активы фирм с преобладающим участием иностранного капитала отхлынут из Гонконга. Исчезнут. Испарятся. Так что в любом случае это будет на руку Москве. Солдаты НОАК вступят на финансово-опустошенную землю. И, мистер Чжао, позвольте мне быть с вами откровенным, нас нисколько не волнует, каким именно образом это произойдет.
Чжао не мог прийти в себя от только что услышанного.
— Вы заблуждаетесь, — машинально произнес он, — безнадежно заблуждаетесь.
— Это почему же?
— Это… — Чжао поднес руку к голове и принялся массировать себе макушку. Он не мог подобрать слов. — Это смахивает на проекты, разработанные маниакально одержимым, — выпалил он наконец.
Крабиков рассмеялся, абсолютно не обидевшись на его слова.
— Однако у этого маньяка превосходная репутация, мистер Чжао. Вы как гонконгский бизнесмен, именно вы из всех, кто понимает, в состоянии оценить мощь этой акции.
Казин внезапно отошел от камина и направился прямиком к Чжао, который, испугавшись, отпрянул назад. Его желтое лицо внезапно посерело, а вокруг губ наметился ободок нездорового лилового оттенка. Но Казин, миновав гостя, подошел к карте, висевшей на стене, и достал из кармана толстый красный карандаш.
— Мистер Чжао, позвольте мне внести еще один фрагмент в эту распавшуюся мозаичную картину, — произнес он. — Когда-то, в тридцатых годах, в течение короткого периода времени отец Томаса Юнга, Ричард, держал в своих руках все пятьдесят акций учредителей. Тридцать из них он разместил на условиях траста, о существовании которого известно только Томасу. Заметьте себе и не забывайте, что об этом решении его сыну Саймону Юнгу ничего не известно. Согласно условиям этого трастового договора, двадцать акций переходили к Дэвиду Юнгу и его наследникам, в то время как десять предназначались Томасу… Но только до момента его смерти или до того момента, когда он оставит пост главы Корпорации. А девятнадцатого сентября тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, — Казин постучал карандашом по дате, написанной на карте, — ему исполнится шестьдесят пять лет, и, по условиям Учредительного договора и Устава Корпорации, он должен будет оставить свой пост руководителя Корпорации. Вы понимаете, что это означает?
— Это означает… что как только он оставит пост руководителя Корпорации, он потеряет свои десять акций.
— Да.
— Это можно переиграть, — выпалил Чжао. — Учредительный договор, по условиям которого он должен будет уйти в отставку, может быть изменен.
— Только законодательным Актом парламента, который англичане никогда не примут — они не настолько глупы — в преддверии перехода Гонконга к КНР.
— Вы не можете основываться на этом допущении.
Казин пожал плечами:
— Ну, это все несущественно. Как я сказал, Томас Юнг владеет своими акциями, только пока не уйдет в отставку или не умрет. Парламент в Вестминстере может определить лишь день его отставки. А я, — он напыщенно ткнул себя в грудь, — я, Олег Казин, могу, если потребует необходимость, установить день его смерти.
Чжао отвел взгляд в сторону. Казин знал, что китайский гость не чурался насильственных методов для достижения своих коммерческих целей. Спустя несколько секунд, в течение которых он позволил своему собеседнику свыкнуться с услышанным, Казин подвел итог:
— Таким образом, или в результате смерти Томаса, или его отставки — а меня не заботит, в результате чего именно, — две трети всех акций учредителей переходят к его сыну Саймону, превращая его тем самым в персону, обладающую правом единолично решать все вопросы управления Корпорацией. А через него это право и возможность перейдет к нам!
Чжао, словно загипнотизированный, неотрывно смотрел на Казина. Председатель, видя, какой эффект произвели его слова, казался явно довольным.
— Дата решает все, — резко сказал он. — К определенному моменту все должно быть готово, все должны быть на местах именно в назначенный срок — и ни днем позже. Мистер Чжао, я уже завел часы и начал отсчет времени. Секунды утекают прочь. А при вашем, как бы это сказать, деликатном финансовом положении, возможно, что уже даже позже, чем вы думаете. Ну так что?