[Радмир: На второй клетке… Ноль и ноль… Она блокируется…]
Его рука тряслась… Он пытался её убрать, но ничего не получалось.
Ияков сидел, как вкопанный: какая-та необъяснимая сила держала его на месте, не давая даже вымолвить и слова.
[Радмир: Третья клетка… Она сгорела…]
Две карты заискрились и рассыпались пеплом, хотя огонь был далеко. Радмир плакал, его рука покрывалась волдырями, но он не спешил убирать её от крохотного огонька.
[Радмир: Четвёртая клетка… Два и три… Двойка выйграла…]
Это полностью противоречило правилам, но ни он, ни Ияков сейчас об этом не думали.
[Радмир: Теперь… Твоя очередь…]
Также невольно он прижал ладонь к своей груди, и после этого и мускулистый юноша медленно зашевелил рукой в сторону доски.
Огонь обуял все стены, но от этого они не осыпались и не уменьшались – наоборот, создавалось ощущение, будто они стеснялись и стискивали сидящих внутри юнош, намереваясь их придушить.
[Ияков: Пятая клетка… Здесь нет карт.]
[Радмир: …]
Дышать было нечем. Надо было встать и потушить огонь, но ноги не слушались, а глаза не могли оторваться от доски.
[Ияков: Шестая клетка… Кружок и крестик… Побеждает звезда…]
С потолка сыпался пепел, но он принадлежал обгорающей обшивке из старой бумаги.
[Ияков: Седьмая клетка… Порядок и Хаос… Побеждает Нечто.]
В глазах троило, Радмир рыдал и сжимал свою окровавленную руку, а Ияков судорожно водил пальцем по кривой деревянной крышке шкатулки. Комната стала в три раза меньше, стены начали напирать на их кровати и тумбочки, переворачивая их и сталкивая к центру.
[Ияков: Восьмая клетка…]
Огонь полностью объял юнош, из-за чего их мгновенно охватила невыносимая адская боль, но они не могли кричать.
[Ияков: Ияков и Радмир… Клетка закрывается…]
Комната схлопнулся в одну деревянную точку и резко разорвалась.
[…: …]
Здесь не было ничего, лишь зияющая пустота: видимо, она и скрывалась за щелями, поглощая лезвия Иякова и Радмира.
[…: …]
В этой пустоте умер сам свет, само время и пространство. Здесь не текла ни мысль, ни истина, ни бог.
[…: …]
Здесь не было абсолютно никого и ничего.
[…: …]
Но кто-то всё-таки был.
[Человек в цилиндре и галстуке: …]
***
[Ияков: ГХА!!!]
Ияков резко вскочил с кровати, схватившись за грудь.
[Ияков: Ху… Ху…]
Ему всё ещё надо было отдышаться.
Он судорожно осматривался по сторонам. Из щелей рвалось солнце. На кровати неподалёку до сих пор дрых слеповатый парнишка, держащий в руках яблоко.
Самая крайняя постель была целой и заправленной, правда вот её хозяина не было. Можно было услышать, как за окном уже горланили редкие вороны (городской аналог петухов) и болтали с друг другом люди.
[Ияков: …]
Его меч был также за спиной, перочинный ножик Радмира лежал на тумбочке, а бумаги были сложены ниже.
[Ияков: …]
Это всё было сон… Странный, ужасно страшный сон…
[Ияков: …]
Иякову надо было срочно бежать разведывать информацию. Он вскочил на ноги, не удосужив себя заправить постель, обулся и вышел вон.
Ему тяжело было находиться в этих мерзких деревянных стенах.
Они так и глядели на него своими чёрными сучками, будто угрожая убить.
[Ияков: …]
Так он и ушёл.
[Ияков: …]
Даже не заметив разложенную на полу доску томп.
Глава 26
[Ияков: …]
Он снова был на стройке. Здесь кружилось всё такое же огромное количество, даже чуть больше. Помимо банальных денег, теперь многих привлекал вообще общий ажиотаж вокруг всего этого. Как-никак целый город воздвигал просто громадную лестницу на вершину громадного холма. Грандиозность этой задумки сильно будоражило мозги жителей Рибла, хотя, по факту-то, сооружение предназначалось для демонстрации того, что они были захвачены чужой страной.
Однако они были только рады: если сначала они и доверяли правительству Кеерфагена, скоро вскрылось то, что он был Линчем да и убил половину города в придачу. Последующие правительства из разбойников тоже не были особо-то умелыми и полезными для граждан, так что альтернатива с могучей империей звучала просто чудно. В конце концов, Сифиз не устраивал в городе геноцида, да и сдались они ему без боя.
[Ияков: …]
Как же они расстроятся, когда прямо на этой лестнице их нового императора унизит самый обычный голубоглазый юноша в пастушьей шляпе.