Ладонью он насквозь проткнул грудь императора и поднял над собой, яростно взирая на его изливающуюся кровью рожу.
Ияков успел добежать до него всего за секунду. Он уже не думал ни о каких битвах, ни о какой демонстрации силы, ни о каких тактиках и представлениях. Он просто подошёл. Подошёл и убил. Мгновенно.
[Ияков: СУКА!!!]
Длинноволосый пастух со всей дури вонзил тело императора в землю и начал кулаками месить его тело, из-за чего он теперь уже прямо здесь и наяву, а не где-то там в яме, разлетался в стороны кровавыми слипшимися ошмётками.
Ияков пыхтел и рычал, из его рта брызгами вырывались слюни, а сам он просто бездумно из раза в раз колотил кулаками по последним остаткам Сифиза. Он даже не пытался рассчитывать силу: земля под ним трещала, и по почве расползались самые настоящие трещины.
[Ияков: Ебучая мразь…]
Он не мог выдержать такого позора. Что угодно: любую рану и оскорбление, но не слабость. Он ненавидел слабость. Он презирал слабость. Он…
[Ияков: …]
Он боялся слабости…
[Ияков: …]
Ияков ещё пару раз вдарил по трупу императора и с безумным покрасневшим взглядом огляделся по сторонам. Все смотрели на него. Все были испуганы. Все его ненавидели. Все думали, что он был каким-то слабаком.
[Ияков: …]
Юноша поднялся на ноги. По локоть в крови. С развевающимися на ветру волосами. С закрытыми глазами. С беспрерывно пыхтящим ртом и дрожащими руками.
Слишком много накатывало. Вечно слишком много накатывало. Он просто хотел добиться лучшего. Добиться высшего.
Но с каждым шагом он только тыкался в разные стороны. Беспечная жизнь в Гердане, потуги убийства графа и потом уже просто охота за всеми сильными, переосмысление, а теперь… А что теперь?
Ияков даже не понимал этого. Ему было так грустно, что он был тупым. До безумства тупым.
[Ияков: …]
Он огляделся по сторонам. Как он вообще смог прийти к такому?.. В чём вообще смысл без разбора кромсать тех, кто славится своей силой?..
[Ияков: …]
Ему хотелось бы забыть причину всей этой череды глупостей, но он… Просто не мог…
[Ияков: …]
Тысяча южан, их стрел и бушующих заклинаний молниями рванули в сторону юноши, но он был весь в своих воспоминаниях, чтоб заметить что-то подобное.
[Ияков: …]
А ведь это всё началось ещё в детстве.
(P.S. А нахуя, собственно, заставлять вас ждать главу на 15к, если я могу сейчас дропнуть на 5к, а потом ещё на 10к? И вы прочитаете пораньше, и потом будет не так много пялить в монитор. Сплошные плюсы, всё равно на коммерцию похуй. Всем любви и бурного секса!😘)
Ияков
[Ияков: …]
Порой бывает такое, что на тебя накатывает. Накатывает абсолютно безбожно и нагло, и ты никогда к этому не готов. Когда ты чувствуешь себя самым жалким, самым несчастным, самым слабым и беспомощным.
В эти моменты всё какое-то серое, и тебе вечно неуютно, словно ты бродишь по лесу, откуда на тебя смотрят сотни злобных волчьих глаз.
[Ияков: …]
Всё детство Иякова его накатывало.
[Ияков: …]
[Вамалей: Что ты здесь, блять, расселся?! А ну сдристни нахуй…]
Мужчина напротив начал фразу строго и злобно, но закончил неуверенно и тихо. Как всегда.
Голубоглазый тощий паренёк молча поднялся на босые ноги и отошёл в сторону, освободив место своему отцу.
[Ияков: …]
Вамалей выглядел невзрачно, уныло и жалко. В нём было всё от старика и ребёнка, но ничего от мужчины: губки были пухлыми, а голос высоким, в то время как лицо уже покрылось морщинами, а на макушке зияла плешь. Ему было 34 года.
Отец Иякова был чернорабочим – ни на какую нормальную профессию его не брали, а растаскивать навоз кому-то в Гердане надо было. Он вечно возвращался с работы уставший, злой и вонючий. В такие моменты Вамалей любил войти в свою хилую лачужку и присесть на кровать, где обычно и ожидал его сын.
[Ияков: …]
Ияков застал свою мать: при рождении, несколько лет, вчера да и даже сегодня – ведь она и не умирала, хоть с ними не жила.
Мать маленького голубоглазого паренька просто ушла от них. Когда мальчику было всего 5 лет, то к ним в дом пришёл коллекторы от кредитора: отец задолжал деньги местному ростовщику. У семьи не было абсолютно ничего, так что они просто изнасиловали жену Вамалея прямо на глазах у него и его сына. И нет: коллекторов была не целая толпа.
[Ияков: …]
Он был один. И отец не сделал ничего. Он просто был слабый. Отвратительно слабый.