- Не надо было… - простонал мужчина, а затем тихо добавил: - Прости. Сейчас я помогу тебе одеться.
Пока незнакомец вытирал дракона влажным полотенцем, убирая следы страсти, Шун молчал, переваривая полученные сведения. Несмотря на то, что он касался таинственного хозяина мимолетно, дракон успел почувствовать, что тело мужчины, по крайней мере бедра, плечи и даже грудь, исчерчены глубокими шрамами. После мокрого полотенца Шуна вытерли сухим, а затем мужчина усадил его на кровати, помогая одеться и обуться, после чего окликнул слугу:
- Дир, помоги нашему гостю вернуться.
Входная дверь скрипнула, и Шуна все так же вежливо проводили вновь к карете и отвезли обратно в публичный дом, где сняли маску и вручили небольшой мешочек с деньгами. Как только слуга ушел, Шун отдал все деньги хозяйке, а затем попросил бумагу и перо, черкнув на листе пару строк.
- Если этот клиент вновь захочет вызвать мальчика на дом, задержите слугу и пришлите мне известие вот по этому адресу. Я поеду.
- Он был настолько хорош? – хозяйка лукаво улыбнулась, забирая листок с адресом.
- Он был необычен и весьма загадочен. И я хотел бы разгадать его загадку. Вам же, мадам, не придется беспокоиться о деньгах. Я буду платить Вам столько же, сколько будет давать Ваш таинственный клиент, так что Вы получите двойную выгоду.
- Приятно иметь дело с щедрыми людьми. И не только людьми.
На этом они и расстались, довольные друг другом.
Глава 2
Три дня Шун не отходил от мольберта. Он даже ел и спал здесь же, бросив матрац на пол, - настолько увлекла его работа. Вечером третьего дня в дверь его дома яростно забарабанили. Дракон хотел было сделать вид, что его нет дома, но хорошо знакомый голос, орущий на всю улицу, заставил его изменить решение.
- Шун, ты не забыл, что у тебя выставка меньше, чем через месяц?!
- Привет, Леирзиль, - открыв дверь, Шун пропустил своего горластого друга в дом. - Сколько раз я просил тебя не орать под дверями?
- Если я не буду орать, ты оставишь меня стоять на улице.
- Когда это я оставлял тебя на улице? – возмущению дракона не было предела.
- Потому и не оставлял. И вообще, хватит об этом. Я пришел поговорить о твоей выставке.
- Леирзиль, ты уже три раза организовывал мои выставки и каждый раз выматываешь мне всю душу, меняя по десятку раз все планы и композиции. Вот клянусь тебе, если в этот раз будет то же самое, я буду искать другого агента-посредника.
- Ищи, - полуэльф оскалился, а его карие глаза задорно блеснули, - и посмотрим, сможешь ли найти такого, кто будет держать язык за зубами.
- Твоя неболтливость в определенных вопросах – твой единственный плюс.
Шун устало опустился в кресло и зевнул.
- Ого, зеваешь среди дня? Работал? Я могу посмотреть?
- Середина дня была несколько часов назад. А картины… иди, смотри, - дракон кивнул головой в сторону мастерской и прикрыл глаза, - я как раз закончил.
Полукровка шустро нырнул в указанном направлении, чтобы вернуться через несколько минут с выражением крайнего удивления на лице.
- Это все за три дня?
- И ночи.
- Боже, друг мой, да ты… ты… ох. Я даже не знаю, как сказать, но это… великолепно. Твои картины вызовут фурор и разойдутся в мгновение ока.
Потерев ладонями лицо, Шун устало вздохнул.
- Я еще не решил, буду ли выставлять эти три картины на продажу.
- Так не выставляй. Просто покажи их публике, и заказы на нечто подобное посыплются на твою голову, словно дождь.
- Знаешь, я не уверен, что смогу повторить подобное еще раз. Тут нужен определенный настрой.
- Оно и понятно. Когда я увидел ту, что еще стоит на мольберте, чуть не прослезился.
- Врешь ты все, - Шун невесело усмехнулся. – Ты и слезы - понятия несовместимые.
- Хочешь не верь, но я говорю правду. Столько трагизма в этой картине… я просто не ожидал увидеть что-то подобное. Твои пейзажи обычно яркие, жизнелюбивые, можно сказать, жизнеутверждающие, а тут все так мрачно и трагично, но цепляет. Определенно, цепляет.
- Ладно, хватит. Говори, зачем пришел, а то я спать хочу.
- Вот так всегда. Друг мой Шун, стоит заговорить с тобой о душе, как ты мгновенно закрываешься, словно устрица в раковине. Это твои комплексы…
- Лизи!
- Все-все. Молчу. Я собственно пришел, чтобы обговорить рамки для картин. Из какого дерева? Резные или простые?
- Ты снова начинаешь? – дракон угрожающе нахмурился, прикидывая, зажарить полуэльфа здесь или выгнать его из дома, чтобы не поджечь в комнате что-нибудь случайно.
- Понял. Умолкаю. Все мелкие организационные моменты будешь решать сам. Ну, пока. Не провожай, - с этими словами полуэльф резво удалился, оставляя Шуна размышлять в одиночестве над превратностью судьбы.
Они с Леирзилем познакомились случайно в баре, когда полуэльф ввязался в драку, отстаивая свою честь. Шун и сам не понял, почему тогда помог этому пройдохе, но, как говорит народная молва, противоположности притягиваются, вот их и притянуло друг к другу. Шун был склонен думать, что они сошлись так близко потому, что каждый видел в другом то, чего ему самому недоставало в жизни. Впрочем, это были только его измышления, которыми он никогда и ни с кем не собирался делиться.
Когда полуэльф ушел, Шун поднялся и направился в мастерскую, чтобы снять с мольберта последнюю картину. Краски, кое-где еще не успевшие высохнуть, только добавляли яркости изображению. В середине композиции было дерево, гнущееся под порывами ураганного ветра, тогда как другое, более тонкое деревце, лежало рядом сломанным. Пригибаясь к земле от очередного порыва ветра, старое дерево касалось ветками поверженного ствола, словно умоляя своего собрата подняться, не бросать его в одиночестве, но это было уже не в его силах. На заднем плане чернел густой лес, погубить который ветер не мог, как бы не ярился, а по небу плыли тяжелые черные облака, гонимые все тем же ветром в неизвестность.
Сняв картину с мольберта и посмотрев на нее несколько минут, Шун поставил ее в специальную стойку и быстро начертил на обороте: «Отчаянье». Рядом стояли две уже готовые картины. На первой был изображен отцветающий шиповник, роняющий свои лепестки на землю, а на второй - одинокое дерево во мгле, освещенное единственным лунным лучом, пробившимся сквозь тучи.
Подобная мрачность в работах была раньше несвойственна дракону, тщательно скрывающему свои эмоции за показной веселостью, но после той встречи что-то в нем изменилось, заставляя острее чувствовать свое одиночество, скрываемое столько лет даже от самого себя. Когда на Шуна накатывала тоска, он либо звал в гости Леирзиля, либо рисовал, выбирая для своих картин самые яркие природные краски и много солнечного света. Теперь же ему претила эта фальшивая и показушная яркость.
Шун провел пальцами по подрамникам, не прикасаясь к холсту, но не потому, что не хотел повредить свежую краску. Если притронуться к картине, рисунок, в который была вложена толика магии, начинает жить. Луна прячется за набежавшие тучи, но вновь выглядывает, упорно пробиваясь к одинокому дереву, словно желая разделить его боль и скрасить одиночество. На шиповнике вырастает маленький бутон, который вот-вот должен будет раскрыться навстречу солнечному свету. Только на последней картине не было ни малейшего просвета. Она словно отражала состояние души дракона, холодной и изломанной, словно его…