— Эй, капитан, живой?
Глаза Агатова, почти полностью занятые зрачками, стали проясняться, и Костров добавил медленно и внятно:
— Встречу еще раз — убью! Понял? Не попадайся мне на глаза, особенно там, в Брянских лесах. Моли Бога, чтобы наши тропы больше не пересеклись. Понял?
Агатов оскалился, пришлось дать ему пощечину, чтобы привести в чувство.
— Понял, подонок?!
— П-по…
— Ну и отлично. Оружие пока побудет у меня. Если что, я сумею объяснить, каким образом оно у меня оказалось.
Пнув Агатова и, походя, второго особиста, Иван отправился в свой вагон. Он был уверен, что до утра к ним никто больше не пристанет. Ожидавшей его с нетерпением Тае он сказал всего три слова:
— Все спокойно, спи.
Глава 4
Они сидели в каюте Гришина и беседовали о высоких материях: хозяин, одетый в полосатую пижаму, Игорь Васильевич Ивашура, Вероника Ткаченко, доктор физико-математических наук Меньшов, волосатый, бородатый, громогласный, шумный, но интересный собеседник, и Леонид Дмитриевич Гибелев, телекомментатор программы НТВ.
Время перевалило за полночь, а они и не собирались расходиться, увлеченные темой разговора, которой интересовались не только дилетанты, но и сами специалисты: время и его аспекты, гипотезы, предположения. У Гришина и у Меньшова были по этому вопросу свои мнения, поэтому слушать их перепалку было очень забавно, хотя даже Ивашура не всегда их понимал, несмотря на свой опыт и полученные знания.
Как тогда при встрече с Гришиным, инициатором беседы о физической природе времени стала Вероника, не получившая от академика ответы на многие свои вопросы.
— Константин Семенович, мы позавчера не договорили, — сказала она, когда компания пригубила вино и разобрала нехитрую закуску — бутерброды с икрой, колбасой и ветчиной. — Я не поняла, что такое динамическая теория времени.
— Вы его лучше не спрашивайте, — хмыкнул Меньшов, вытирая усы, — он теоретик, истина ему только снится. Спрашивайте у экспериментатора, у меня например.
— А чем теоретик отличается от экспериментатора? — заинтересовался Гибелев.
— Это классика ученого фольклора, — улыбнулся Ивашура. — Не помню, кто сказал, но изречение известно давно: «теоретик верит себе, когда другие не верят, а экспериментатор, наоборот, не верит себе, даже если верят другие». А что там вы имели в виду под динамической теорией, Константин Семенович?
— Это не теория — концепция, справочно-математический аппарат не дотягивает ее до теории. По этой концепции время — всего лишь изменение порядка событий, при котором будущее превращается в настоящее и в прошлое.
— Спекуляция, — поморщился Меньшов. — Что значит — превращается? В результате какого процесса? Почему порядок событий именно таков, каков есть?
— Потому что таковы законы, вложенные в континуум при рождении Вселенной, — ответил Гришин спокойно. — Кстати, я не сторонник динамической модели. — Он оттопырил губу в некотором сомнении. — Впрочем, и статической, и прочих иных тоже.
— А что, есть еще модели? — собрал морщины на лбу Ивашура.
— Ну, например, субъективно-психологическая: время — это способ восприятия Вселенной сознанием человека.
— Ерунда, — проворчал Меньшов, терзая бороду. — Козырев еще сорок лет назад доказал в своих опытах, что время — особая субстанция, способная трансформироваться в энергию.
— Все это хорошо, — примирительно произнесла Вероника, — все это мне понятно. А статическая модель? Как объясняет течение времени она?
— По статической теории время — это скольжение сознания человека вдоль мировой линии, — буркнул Меньшов. — И если я кое-что смыслю в физике, то эта модель — откровенная бредятина. Ее автор — недоучка-аспирант Петя Смирнов, сумевший выбиться в депутаты и благодаря этому обойти многих претендентов на пост ученого секретаря. Сорок лет он, по его же словам, изучал курс физики Ландау, умудрился прочитать в свое время книгу Цацулина «Атомная крепость», в результате чего у него поехала крыша. В конце концов он дошел до журналистской деятельности, начал кропать критические статейки, в том числе и против меня, и на этой почве окончательно спятил.
Ивашура и Гришин переглянулись, засмеялись, к ним присоединился и Гибелев, знавший, о ком идет речь. Только Вероника осталась серьезной. Нахмурив лоб, она о чем-то размышляла.