— Что вы имеете в виду? Каких фигур?
— Павла Жданова, других ваших сотрудников. Сколько существует Ветвей с почти идентичными условиями существования, столько существует Ждановых. Но у каждого из них — своя правда! «Нашего» Павла, да и нас с вами, Те, Кто Следит смогли уговорить не трогать хронобур. Но наверняка есть Ждановы, которых смогли привлечь на свою сторону «хронохирурги»!
— Но если в результате наших действий, направленных на спасение хронобура, Вселенная сохранилась, значит, антиждановых не было?
— Просто их оказалось меньше. И учтите еще, что Ствол мог быть создан не один.
Ромашин осторожно поставил пустую чашку на столик.
— Тогда Игра теряет смысл.
— Наоборот, она становится глубже и сложнее. Особенно если учесть, что природа времени в каждой Ветви своя. Разная. Мы с вами живем в Метавселенной, где время — лишь условие восприятия процессов движения материи мыслящими существами, то есть нами.
— Помнится, вы говорили иное.
— Мои взгляды тоже подвержены изменениям, — сухо заметил Златков. — И я не гений. Некоторые загадки природы объяснить я так и не сумел. Например, в нашей Метавселенной существуют три типа однонаправленных явлений. Термодинамические процессы, протекающие в направлении роста энтропии, определяют термодинамическую стрелу времени. Расширение Вселенной определяет космологическую стрелу времени. И, наконец, психологические процессы, дающие субъективное ощущение течения времени, определяют психологическую стрелу времени. Так вот для меня загадка: почему все три стрелы направлены в одну сторону?
— Имманентное свойство природы. Вложено в наш континуум как непреложный закон.
— О да, — усмехнулся Златков. — Кем вложено? Творцом? Но тогда мы упираемся в еще одну проблему, проблему возникновения Творца. Кстати, ее тоже можно рассматривать как запредельный случай метрики пространств, общий пример Абсолюта, тела седьмой степени.
Ромашин потер пальцем висок. Он устал и жаждал остаться один, чтобы еще и еще раз проанализировать сказанное Златковым. Атанас заметил его жест, поднял руки вверх и встал.
— Ухожу. Вы еще не окрепли для подобных бесед. Но помните о предупреждении.
— Спасибо, — проговорил Игнат без особой благодарности в голосе. — И хотя сегодня я вряд ли усну спокойно, все равно спасибо. — Он вдруг вспомнил. — Постойте, Атанас, один вопрос, последний. Вы говорили, что работаете над какими-то законами невозможных состояний…
— Это новый раздел хронофизики, — оглянулся Златков, — исследующий так называемые «объемы, плоскости и линии невозможностей», то есть линии несуществующих измерений, ведущих никуда и приходящих ниоткуда. К сожалению, наглядного примера таких состояний я привести не могу.
— Разве несуществующее и невозможное можно измерять? — поднял брови Ромашин. — Как это можно исследовать вообще?
— А как мы изучаем прошлое, уже не существующее? Или прогнозируем будущее, еще не существующее? Между прочим, несуществующее и невозможное бывает разных степеней. В свете этого выходы нашего Ствола в соседних Ветвях являются точками или узлами невозможностей второй степени.
— А что такое узел первой степени?
— Распад протона, к примеру. Событие крайне маловероятное. Остановка единичного электрона. В общем, все события, почти невероятные в нашем материальном мире, можно назвать узлами невозможностей первой степени. А есть еще и третья степень, мыслится и четвертая… Прощайте, Игнат, выздоравливайте.
Златков кивнул и шагнул на квадрат пронзающего лифта, унесший его из солярия в недра здания. Ромашин остался сидеть, рассеянно вертя в пальцах кофейную чашку. Уронил, но успел подхватить. Домовой с подносом терпеливо ждал команды унести прибор.
В ухе пискнул вызов траншрации. Игнат очнулся, жестом отослал «гнома», включил связь.
— Комиссар, у нас ЧП! — доложил Базарян, командир группы «Роуд-аскер», отвечающей за безопасность Центра по ликвидации последствий.
Екнуло сердце.
— Что там еще?
— Из Ствола вышел Павел Жданов в сопровождении незнакомых людей и киберов неизвестного назначения. Я таких еще не видел.
— И это все ЧП?
— Он захватил зал управления Центра и взял в заложники начальника Центра, председателя СЭКОНа и двух сенаторов Евразийского Совета.
Ромашин проглотил ставшую горькой слюну.
— Его мотивации?
— Когда он вышел, то сразу спросил, почему его не встречает комиссар. Мы объяснили, попросили покинуть опасную зону, и тогда он… в общем, трое моих ребят в реанимации.
Ромашин почувствовал слабость, на лбу выступила испарина, ноги стали ватными, непослушными. И тотчас же следящая медсистема подняла панику среди врачебно-санитарного персонала. На крышу поднялись две медсестры в сопровождении медицинского инка, уложили пациента на антиграв, надвинули на грудь анализатор состояния, заставили выпить «живой воды» и увезли вниз.
Все это время комиссар боролся с болью в затылке, а когда справился, позвал:
— Арчил, дальше что?
— С вами все в порядке? — отозвался Базарян.
— Нормально. Говори.
— Он требует…
— Ну? Не тяни.
— Он требует встречи с вами и Орестом Шаховым.
— Ясно. Буду через час.
— Но вы же…
— Ждите.
Ромашин полежал в палате, опекаемый хорошенькими медсестрами клиники, почувствовал себя лучше и решительно встал.
Глава 2
Эффективность удара по Контрстволу превзошла все ожидания.
Ровно за час до окончания рассчитанного Стасом срока пребывания в зоне отдыха десантники выступили в поход, вооруженные до зубов, очистили нижние этажи Ствола от поисковых групп «санитаров» и вышли из здания.
Здесь их встретили «броневики» охраны и летающие кресты, но были уничтожены, ибо охранники Ствола и защитники Контрствола не представляли мощи противостоящей стороны.
Приблизившись на километр к внушающей ужас и восхищение башне Контрствола, десантники дали залп из всего имеющегося у них оружия: ракетные ружья «дракон», аннигиляторы «нихиль», «универсалы», «глюки», а Гриша Белый ухитрился, кроме того, с помощью подствольного гранатомета забросить на территорию стройки малый слинг, генератор «струны» для системы метро.
Инициированный без фокусирующего зеркала слинг создал вместо «струны» объем компактификации — свертки пространства, и двухсотметровый портал вместе с частью основания Контрствола перестал существовать, в то время как «глюки» и аннигиляторы десантников проделали приличные бреши в стенах здания и особенно по центру конуса левой башни, где разведчики Ждановы обнаружили какое-то особое устройство в форме ананаса. Неизвестно было, удалось повредить устройство или нет, но штурмующие остались довольны результатом атаки.
— Отходим, — подал сигнал Ивашура. — Сил у них много, опомнятся — вряд ли отобьемся.
Десантный отряд повернул обратно, огрызаясь огнем на редкие попытки уцелевших «санитаров» задержать его. А у стен Ствола десантников ждал сюрприз — возникший ниоткуда, прямо из воздуха, двадцатиметровый перемещатель бровея Мимо, похожий на гигантский панцирь черепахи.
Ивашура и его друзья, не видевшие прежде корабля бровея, едва не начали пальбу, и Павел еле успел их остановить.
Перемещатель завис над почвой на высоте трех метров, из его днища пролилась струйка жидкого металла и оформилась в фигуру бровея. Некоторое время люди и бродяга по мирам смотрели друг на друга и молчали. Потом бровей поднял руку в «латной перчатке» и поманил десантников.
— Вам не стоит задерживаться здесь, воины. Мой перемещатель к вашим услугам.
Ивашура оглянулся на Павла-первого, не спеша воспользоваться предложением.
— Ему можно верить?
— Хотелось бы, — с сомнением произнес Павел-второй. — Жданов, мне не нравится, что он появляется в нужном месте в нужное время.
— Мне тоже, — сквозь зубы процедил Павел-первый. — Странная забота для бродяги — помогать первым встречным-поперечным.