Это означало, что маршевая рота не получит сухой паёк, проведёт ещё много времени в дороге, опоздает к назначенному сроку на фронт, а командира хорошенько накажут.
Но Валентин так просто уходить не собирался. Пока они с помощником разыскивали необходимые помещения, лейтенант обратил внимание на номера вагонов на путях, в том числе и в тупике. Будучи железнодорожником, он мог по номерам узнать информацию, хотя бы примерно, о принадлежности вагонов к станции. Из окна комнаты ответственного за пересылку открывался вид на один из таких вагонов.
Примечательно, что никаких надписей, подтверждающих наименование станции, на зданиях, сооружениях, внутри их и снаружи не присутствовало.
– Товарищ капитан, судя по номерам вагонов, мы находимся именно на той станции, на которой нужно, – сказал Валентин.
– Откуда вы это знаете, лейтенант? – удивился тот.
– По гражданской профессии я железнодорожник.
Капитан сначала задумался, а потом задал неожиданный вопрос:
– Какое сегодня число?
Валентин ответил. Затем они вместе с помощником долго стояли и ждали, что будет дальше. Ответственный за пересылку замолчал, сел за свой стол, уставившись в одну точку. Скорее всего, он что-то вспоминал, потом взял записную книжку и ещё долго изучал содержимое.
Наконец, приняв для себя сложное решение, капитан взял трубку телефона и набрал начальника станции. В результате разговора выяснилось, что всё-таки маршевая рота прибыла по назначению.
Ответственный за пересылку, хоть это ему и не хотелось, объяснил офицерам, что путаница возникла в результате напряжённого графика и периодического изменения места несения службы. Капитана постоянно переводили на другую станцию. С ней он и спутал ту, на которой находился в данный момент.
Минут тридцать ушло на выяснение ситуации, но могло оказаться хуже, если бы маршевая рота отправилась обратно. В этом случае наказание понёс бы не только командир маршевой роты, но и ответственный за пересылку, и уже неизвестно, кто большее. Поняв свою ошибку, капитан поблагодарил Валентина за внимательность и настойчивость.
Чем больше Валентин знакомился с армией, тем мрачнее получалась картина. Каждая мелочь, которая добавляла негатива, снижала боеспособность подразделения.
Перед дорогой вновь прибывшим красноармейцам выдали опять сухой паёк, от которого сил особо не прибавлялось. Простояв на месте около часа, маршевая рота двинулась в путь пешком до пристани. Ожидание у железнодорожных вагонов не входило в задачу подразделения. Настроение у солдат стало отвратительным. Вместо того чтобы поесть горячей каши, они зря потратили столько времени. Идти оказалось недолго – всего два часа по единственной дороге, связывающей железнодорожную станцию и пристань.
На озере их ждали две баржи, в которые уже шла погрузка мешков с продовольствием и ящиков с боеприпасами. Вскоре объявили погрузку личного состава. Маршевая рота под командованием лейтенанта Владимирова поместилась в одну баржу. В этом рейсе они являлись не единственным подразделением. На другой барже также разместились военнослужащие, прибывавшие в качестве пополнения на Ленинградский фронт. Подошли два буксирных катера, матросы прицепили к ним баржи, и суда отправились в путь по Дороге жизни.
Плыть по Ладожскому озеру предстояло сто километров, но скорость буксира была настолько мала, что весь путь занял больше двенадцати часов. Пронизывающий ветер, моросящий дождь создавали некомфортную обстановку. Примерно на середине пути в небе появились два самолёта, идущие на низкой высоте. Сначала Валентин, так же как и остальные военнослужащие, не придал этому значения. Сказалось отсутствие боевого опыта, и они всё равно не могли ничего сделать с винтовками без патронов.
Самолёты оказались неприятельские. Два штурмовика шли прямо на караван. Кто-то крикнул: «Воздух!» Только что толку от такого предупреждения? С баржи бежать некуда, и укрыться нечем. Лётчики открыли огонь по судам из крупнокалиберных пулемётов. Неожиданно для Валентина и его подчинённых весь шквал огня достался другой барже вместе с буксиром. Самолёты, развернувшись, пролетели в обратную сторону над судами, опять открыли огонь только по второй барже и удалились за горизонт. Объяснить это совпадение не представлялось возможным, да и некогда.
Баржа, изрешечённая пулями, сразу начала тонуть. Буксирный катер, тянувший её, получил повреждения, остановился, а матросы еле успели отвязать трос. Те, кого не ранили, пытались спасти свои жизни. Погода в начале октября стояла прохладная, поэтому военнослужащие были одеты в шинели, которые стали намокать и тянуть людей на дно. Кто оказался сообразительнее, скидывали вещевые мешки, шинели и бросались вплавь по направлению к целой барже. Буксирный катер, тянувший судно, в котором находилась маршевая рота Валентина, замедлил ход, а затем и совсем остановился. По инструкции запрещалось увеличивать груз, но тогда не нашлось ни одного человека, который высказал бы сомнение по поводу спасения тонущих товарищей. Тем, кто доплывал до целой баржи, солдаты помогали взобраться на борт и тут же отдавали свои сухие шинели. Снимать мокрую гимнастёрку на ветру значило подвергаться ещё большему охлаждению. Выплывшие могли только снять сапоги, вылить из них воду, отжать и перемотать портянки. Валентин отдал свою шинель оказавшемуся рядом офицеру, и ему сразу стало холодно. Оставшимся в шинелях солдатам приходилось отдавать её на время тем, кто находился в гимнастерке, но не побывал в воде.