Но уже в следующее мгновенье я забываю про доктора. Я вскакиваю на ноги. Я не чувствую боли — очередная гипноустановка выключила мою плоть, превратив меня в часть боевого комплекса. Жажда крови охватывает меня, точно пламя. Я завожу себя мыслями о только что погибших товарищах, я вновь представляю, как испаряется половина тела Кацмана в соседнем ложементе, вижу, как после короткой вспышки кувыркаются в пустоте неуклюжие фигуры, и одна за другой гаснут отметки на тактическом блоке. В ярости я бью ногой случившийся поблизости белый заиндевевший труп, нога трупа внутри штанины подламывается и рассыпается, будто сделана из стекла, я перепрыгиваю через него и устремляюсь вперед по длинному коридору, расстреливая по пути паучьи тельца семенящих навстречу ремонтных роботов.
Здесь когда-то было красиво. Ледяные раскоряки в кадках, одна из которых остановила мое падение, — трупики декоративных деревьев. Все вокруг скруглено, нет ни одного угла, глаз радуют плавные изгибы. На полу — какое-то мягкое покрытие, приятно пружинящее под ногами. Переборки на ощупь тоже мягкие и выкрашены в нежный салатовый цвет. Вот только бледный свет покрытых ледяными кристаллами потолочных плафонов уродует интерьер. Все это я ухватываю на бегу, даже не ухватываю — просто фиксирую какой-то дальней частью сознания, в то время как грудь мою продолжает распирать жгучая лава. Я стреляю в очередного ремонтного паука, что тащит за собой баллон для напыления временной заплаты. Пуля валит его на бок, паук дергает конечностями, издыхая, и слабо искрит.
Коридор расширяется, переходя в подобие смотрового зала. Легкие кресла на возвышении, линза огромного иллюминатора на переборке. Заиндевевшие плети на подволоке — какое-то вьющееся декоративное растение. На бегу я запрашиваю схему станции и определяю свое местонахождение. Система навигации утверждает, что я на восьмом уровне, второй внешний коридор. Пора поворачивать к центру для выполнения основной задачи — взятия под контроль комплекса управления. Тень мелькает за поворотом. Такблок тут же определяет в ней вооруженного противника. Действуя рефлекторно, я перевожу регулятор тяги на максимум и вдавливаю сенсор огня. Короткая очередь из реактивных пуль прошивает легкую переборку. Лохмотья пластика медленно кружатся, оседая на палубу. «Цель поражена», — сообщает такблок. Я наступаю на грудь уже мертвому противнику — очевидно, одному из сотрудников вооруженной охраны, если судить по табличке на груди и короткому пистолету-парализатору, выпавшему из рук. Заглядываю ему в лицо. Глаза его под стеклом дико выпучены. Пули мои прошли навылет через грудь. Вокруг отверстий в скафандре намерзли бурые капли. Иней струится из-за спины — прострелен воздушный шланг. «Это тебе за парней», — шепчу я, показывая клыки, и мчусь дальше.
Мой выстрел пробойником — большая удача для взвода — в пролом за моей спиной влетает Иванов из второго отделения. Краем глаза наблюдаю на такблоке, как он мчится в противоположную от меня сторону. Через пяток секунд здесь наверняка просочатся еще несколько бойцов.
Второстепенная задача — шокирующие действия, направленные на деморализацию противника с целью вынудить его прекратить сопротивление. Шокировать так шокировать — парой выстрелов я разношу силовой щит. Коридор погружается во тьму, лишь слегка разбавленную светлячками аварийных указателей. Смерть из темноты, вой тревожных сирен, множественные сообщения о разгерметизации, трупы не успевших захлопнуть лицевую пластину товарищей — что может сравниться с этим по воздействию? Мир на прицельной панораме становится черно-зеленым. Переходной люк на развилке коридора, как и следовало ожидать, заблокирован системой защиты — красный огонек тревожно помаргивает над маховиком ручного открывания. Такблок высвечивает бледное пятно на переборке — наиболее уязвимой ее части. Проворачиваю оболочку мины-пробойника, прихлопываю ее матово заблестевшее от молекулярного клея донце к гладкому пластику. Таймер на пять секунд. Теперь укрыться. И тут палуба уходит из-под ног — видимо, кто-то из моих товарищей обесточил гравигенераторы. Что ж, невесомость — еще один шокирующий фактор. Вспышка — и поток ледяных кристаллов на мгновенье превращает коридор в искрящуюся муть, затем уносится прочь, растворяясь в темноте.
Я успеваю развернуться в ответ на предупреждение такблока о недружественных действиях. Ремонтные роботы, определив главную причину опасности, кооперируются и идут в атаку. Есть что-то нереальное в картине стремительно накатывающихся по полу, потолку, стенам паукообразных механических тварей. В их виде больше нет ничего отстраненного и мирного — огоньки плазменных горелок в их манипуляторах ярко светятся в темноте, рубиновые индикаторы горят адским светом, лучики подсветки мечутся в пространстве, пронзая его сеткой белых мельтешащих линий, магнитные присоски на суставчатых конечностях дробно цокают по покрытию, и звук этот передается по переборкам и сливается в непрерывный тихий рокот. Этот рокот надвигается стремительно. Я не могу его слышать — вакуум не проводит звуковых волн, однако интеллектуальные датчики брони услужливо имитируют его, привлекая мое внимание к опасности. Место атаки выбрано очень удачно — изгиб коридора не позволяет мне видеть противника дальше, чем через два метра. Рои святляков разлетаются веером, брызжут рикошетами — я открываю беглый огонь, лихорадочно сбивая со стен дергающихся тварей, отдача от длинной очереди закручивает меня вокруг оси, я нервничаю и злюсь на несовершенство компенсатора, изгибаюсь, подобно червяку, вслед за движением ствола и корчусь, пока меня не прижимает спиной к люку. Сорванные с поверхностей тела заполняют коридор, сталкиваясь друг с другом, сцепляются дергающимися конечностями и уродливыми слипшимися комьями дрейфуют прочь. Осколки разбитых корпусов кружатся в невесомости, образуя футуристические узоры. Где-то за поворотом на миг вспухает шар белого огня — видимо, у одного из паучков пошел вразнос сварочный аппарат.