– Как знать, как знать, – улыбнулся Нолмар, – вы не согласились бы побеседовать со мной?
– Завтра в пять я буду обедать в «России».
– Господи, – удивился Нолмар, – да разве в наше время можно жить завтрашним днем? Нет, я просил бы вас выкроить для меня время сейчас.
– К сожалению, сейчас я занят, господин Нолмар.
– Ваш отказ только усложнит вашу жизнь на сегодня, да и вообще на ближайшее обозримое будущее, – сказал Нолмар и чуть кивнул головой на тех троих, которые по-прежнему настороженно изучали витрину, и Максим Максимович ощутил напряженное ожидание, сокрытое в затылках этой троицы.
«Надо принимать драку, – понял Исаев. – Звать полицию – глупо. А то, что он мной столь стремительно заинтересовался, означает, что мы с Романом на верном пути».
Исаев сел рядом с Нолмаром и спросил:
– Бензину жрет много?
– Что? – не понял Нолмар.
– Я спрашиваю – много ли жрет бензина ваш мотор?
– Спортивные автомобили прожорливы, огромное сгорание… Восемь цилиндров, что ни говорите.
– А руль? Устойчив? – спросил Исаев и, резко положив руки на баранку, несколько раз крутанул из стороны в сторону.
– Осторожней! – крикнул Нолмар, и лицо его враз побледнело. – Я же могу на тротуар въехать!
Он затормозил около своего подъезда.
– Здесь я живу.
– Хороший дом?
– Теплый – это его главное достоинство.
Они вошли в парадное и стали подниматься по деревянной лестнице. Исаев неожиданно крикнул:
– Ого!
– Что вы? – снова дрогнул лицом Нолмар. – Что случилось?
– Ничего. Проверяю акустику. У нас дома поразительная акустика: консьерж чихнет, а я просыпаюсь.
Нолмар, конечно, не мог знать, что Исаев прокричал свое «ого» для тех, кто сидел здесь рядом, в одной из освободившихся недавно квартир, и имел связь с Романом. Он, подстраховываясь, хотел привлечь внимание (вдруг зазевались) к Нолмару и себе, и он своего добился: Артур Крейц внимательно наблюдал за тем, как лощеный молодой мужчина пружинистой походкой поднимался вместе с громадным Нолмаром.
– Алло, можно Романа?
– Он скоро будет. Что передать?
– Пусть позвонит к тете Розе, она себя очень плохо чувствует, к ней только что пришли на консилиум врачи.
Но Роман мотался по городу, а оставленный им связник не имел права выйти из квартиры. Поэтому сцепление случайностей оставило Исаева один на один с Нолмаром и с теми четырьмя агентами полиции, немцами по происхождению, которые сидели в небольшой спальне, соседствующей с кабинетом, где сейчас беседовали двое. Фонографы были включены агентами полиции после того, как зажглась лампа возле кровати: это Нолмар нажал сигнализацию у себя под столом. Потом загорелись две лампочки возле трельяжа: Нолмар любил изящную мебель. Эти две лампочки означали, что сейчас надо начать секретное фотографирование его самого, беседующего с посетителем, а потом отдельно посетителя: в фас и профиль.
– Выпить не желаете? – спросил Нолмар.
– Желать-то еще как желаю, – ответил Максим Максимович, – но, увы, не могу.
– Отчего? Язва?
– Отменно здоров. Боюсь, споите. Знаю я вас, дипломатов…
Нолмар придвинул свое кресло поближе к Исаеву и сказал:
– Спасибо, что вы помогаете мне начать беседу без всякого рода необходимых в нашем случае прелюдий…
– Вы что, получили музыкальное образование?
– Просто образование. Оно предполагает определенное знакомство с культурой, которая без музыки невозможна.
– Ну что же, вашу формулировку я приму, – снова усмехнулся Максим Максимович. – Чтобы не затягивать время – у меня еще есть дела, – слушаю вас.
– Даже не знаю, с какого бока к вам подступиться.
– Ну, это, видимо, неплохо.
– Для меня – плохо. Вы не типичны, с вами можно проиграть.
– Или неожиданно выиграть.
– Вы – из Москвы?
– Да.
– Можно вопрос?
– Пожалуйста. Да вы смелее! Выйдет так выйдет, а на нет – суда нет.
– «Нет» меня не устраивает. Вы говорили, что письмишко вам Урусов написал в коридоре?
– Именно так.
– Экспертиза показала, что записочка написана на суконном столе. На столе зеленого сукна…
«Верно, – отметил для себя Исаев. – Именно зеленый стол был на той явке, где писал Урусов. Ай да немец!»
– Ну и что?
– Ничего… Маленькая ложь рождает большое недоверие.
– Опровергать вас не входит в мои планы, господин Нолмар. Замечу только, что писать можно в коридоре на бумаге, которая перед этим лежала на столе, покрытом зеленым сукном. Что еще?