— Ох, как же хорошо, что всё это скоро прекратится. Всё, через несколько дней улетим, и этот кошмар с твоей службой закончится. Я хоть спать смогу, — Людмила сложила руки в молитвенном жесте. — Как твои коллеги отнеслись к твоему решению?
— Мама, пышных проводов не будет, — Глаша вздохнула и улыбнулась матери. — Да и потом у них много своей работы, а я там попросту мешаю, как мне кажется. И теперь всё время сижу, перебираю бумажки. Я, наверное, сдала норму по делопроизводству на несколько месяцев вперёд. Я пойду, мамочка, не хочу опаздывать, — девушка чмокнула мать в щёку и выскочила на лестницу.
Присутствие духа ей было сохранять всё сложнее, но изображать улыбку на лице оставалось совсем недолго. Глаша мыслями вернулась к тому дню, когда она смогла прийти домой. Это случилось только через двое суток после тех кошмарных часов в подвале, когда она держала Илью за руку и чувствовала, как замирает его пульс, смотрела в его глаза, а он уговаривал девушку не переживать. И это было самое невыносимое. Двое суток Глафира, после того как она смогла выйти и позвонить Визгликову, не могла даже говорить. Все эти дни она просидела в отделе, и возле неё круглосуточно дежурил кто-нибудь из коллег.
Когда Глафира вернулась домой, то увидела, как по квартире суетливо порхает радостная мама. Людмила собирала на стол, доставала из серванта самый нарядный сервиз редкой красоты, плетёную скатерть и мурлыкала весёлую песенку.
— Глашенька, где ты пропадала? Стасик звонил, сказал, что ты уехала в срочную командировку.
— Да, — девушке с трудом давалось каждое слово. — В Ярославль, — не моргнув, солгала она. — А что у нас за событие?
— У нас не просто событие. У нас потрясающая по своей грандиозности новость. Будут все!
Ужасающую новость о кончине Ильи удалось пронести мимо родителей и даже мимо соседей. Его родственники оказались людьми замкнутыми, они приехали через три дня после кончины, устроили скромные, даже скудные похороны и быстренько оформили договор с агентством недвижимости. Как оказалось, Илья владел квартирой с ними в долях и сейчас шёл долгий и затяжной суд, где эти люди пытались оспорить решение родственницы Ильи. А жить ему позволили здесь по причине того, что у родственников где-то на Урале был небольшой бизнес, который они бросать не собирались и надеялись на расстоянии разобраться с наследственными делами и впоследствии просто сдавать свою часть площади. Поэтому скрыть страшную новость не составило труда.
А новость, которую приготовила мама, была и правда потрясающей. Когда родственники, включая криминалиста Казакова, которого тётя Рая теперь таскала на каждое семейное сборище, уселись за столом, папа Глаши встал и, искренне волнуясь, взял в руки рюмку и торжественно изрёк:
— Дорогие вы мои. Тут произошла странная для меня, но крайне замечательная вещь, — отец ещё несколько секунд выпускал в пространство пустые и ничего не значащие слова, пока Людмила мягко не остановила его и не сказала:
— Короче, Костю пригласили работать за границу.
— Мне такую зарплату обещали, что я даже не мог сначала поверить, — счастливо улыбался отец. — Нет, правда, я даже не знал, что столько денег могут платить.
Всеобщее напряжённое молчание взорвалось трескотнёй разговоров, лёгким звоном стекла, когда со всех сторон полетели тосты с пожеланиями и каким-то радостным весельем.
— Да погодите вы, — еле пробился голос матери Глаши. — Это же не все новости. Место Косте предлагали давно. Но как мы могли уехать и бросить детей? — она загадочно улыбнулась. — Так что Костя сразу поставил условие, что сможем принять предложение, если найдётся место для Глашеньки и Никиты. И что вы думаете? — она снова замолчала. — Нашли! Настолько им нужен Костя, что подняли все свои связи и — та-дам! — Никите предлагают место в юридической конторе, они там какими-то арбитражами занимаются. Конечно, придётся пройти переквалификацию и ещё кучу всего, но место прекрасное. А Глашеньке предложили место в аспирантуре, — мать с каким-то затаённым страхом посмотрела на Глафиру. — Воробушек, мы просто боялись тебе говорить. Но я надеюсь, что ты понимаешь, какую сумасшедшую карьеру можно там сделать. Конечно, нам всем будет очень непросто, но что такое два — три года нервотрёпки, — Людмила нервно рассмеялась, — зато потом жизнь полностью переменится.
И сейчас сумрак, царивший у Глаши в голове, вдруг развеялся. Эта ситуация была спасительным трамплином, потому что, если родители уедут, Глафира не будет так уязвима, а главное, она получит бо́льшую свободу действий.
— Квартиру нам, конечно, придётся продать, но там прекрасно развито ипотечное кредитование и, я думаю, у каждого из нас будет достойное жильё, — вещала мать. — Глаша, Глаша, — пробился голос Людмилы сквозь тяжёлые мысли девушки, — ты же поедешь с нами?