— Так колу или чай?
— Чай, сделай мне чай с ломтиком лимона, если он у тебя есть.
— Грога плеснуть?
— Нет, я же сказал, никакого алкоголя. Хватит с меня вчерашнего.
— Алиса, чай с лимоном, — скомандовал Паскаль.
Не проронив ни слова, Алиса поставила большую чашку на барную стойку. Она налила кипятка в небольшой, заварочный чайник и положила рядом с чашкой чайный пакетик и кусочек сахара. Все это она подвинула к шкиперу.
— Лимона нет, — пробормотала она, стараясь не смотреть ему в глаза.
Она думала о Себастьене Френе. Наверное, ей теперь никогда не забыть его, лежащего на койке, всего в крови, которая уже успела засохнуть на его лице, с искаженным ртом и большими открытыми глазами, устремленными в иллюминатор, будто он хотел разглядеть на нем дождевые капли. Вот только прошлой ночью этими глазами он смотрел на нее. Всего один взгляд, но от одной, лишь памяти о нем ее бросает в жар.
— Себастьен, — неслышно прошептала она и опустила руки в воду для полоскания бокалов. Ей нужно было произнести его имя.
— Себастьен, Себастьен, — тихо и ласково повторила она. Что ей теперь делать со своей страстью? Ее глаза наполнились слезами.
Теольен расположился за стойкой и бесшумно размешивал в чае сахар. Казалось, он устал, изнервничался и мыслями был где-то далеко-далеко. Затем он внезапно поднял голову и сообщил:
— Полиция уже на острове. Нам следует всем оставаться здесь до дальнейших распоряжений.
— Как? Что? — в один голос закричали владелец «Кинга II» и братья Мишле. — Здесь, в бистро?
— В бистро или где-нибудь еще. Я имею в виду, нам нельзя покидать остров, — объяснил Теольен.
— И как долго?
— Что они себе думают? У меня есть дела поважнее. Если мне сегодня доставят запчасть, я отсюда свалю, — тут же завозмущался мускулистый крепыш.
— Я здесь ни при чем, так флики решили, — парировал шкипер.
— А что еще они сказали?
— Да ничего особенного. Они ведь только начали.
Шкипер запустил в волосы пятерню и принялся их расчесывать. Он нервничал?
— В любом случае у меня нет выбора. Они не позволят мне отчалить. Да и Ланваль все еще не найден.
— Ah oui, Ланваль, а с ним-то что?
— Так его не нашли? — поинтересовался старик Дамьен.
— Нет еще, — ответил Теольен.
— И что, больше ничего, никаких улик, никаких следов?
Алиса изумленно посмотрела на Дамьена. К чему это он клонит?
— Ну, они конфисковали мой нож, — сказал вполголоса шкипер.
Никто не ожидал, что он признается сам. Особенно Алиса.
— Ты ведь показала им, ну, точней, сказала?..
Она молчала.
— Так почему бы мне им не сказать? И не показать нож?
Он метнул испытующий взгляд в Алису, а потом перевел его на присутствующих, которые теперь смотрели на него с некоторой долей уважения.
— Ты ведь все им тут же разболтала, не так ли? — он засмеялся и отпил из чашки. — Конечно, я все рассказал. И что ты нашла нож, что он был весь в крови. Они забрали его, черт их дери;— Он покачал головой. — Ну, этого следовало ожидать, но я надеюсь, что получу его обратно, я очень привязан к нему. Давайте подождем и посмотрим, — он обвел собравшихся внимательным взглядом — Ладно, парни, давайте я куплю вам выпить, — и, взглянув на только, что собранные Алисой кофейные чашки, добавил: Все, что вы за хотите, даже чай… За ваше здоровье! За жизнь!.. И за смерть тоже!
2
Дюваль уже давно хотел наведаться на острова, но ему и в страшном сне не могло привидеться, что он будет это делать в дождливый день, когда парому приходится бороться с порывистым ветром и разошедшимися волнами. Нос небольшой плавучей посудины поднимался и опускался, волны со всей дури бились в иллюминаторы. Комиссар держался как мог. Ему было дурно. Желудок то подкатывал к горлу, то падал вниз в такт движению парома. Он не знал, стоит ли ему оставаться в каюте или лучше подняться наверх. В середине парома качка ощущалась не так сильно. Или, возможно, ему на всякий случай стоило перебраться поближе к корме. Пусть он точно знал, что его не вырвет. Он надеялся, что никого из сидевших рядом с ним не потянет блевать. От самой этой мысли становилось дурно. Двигатель судна под его ногами глухо стучал, рычал и вибрировал. Хотя паром был наполовину открытым, внутри немного пахло дизельным топливом. И это тоже не добавляло оптимизма. Он нашарил глазами Вилье.
— Утренний труп — к печали и беспокойству, — сказал Вилье паромщикам, когда всходил на борт, и все они весело засмеялись. То, что он сейчас вопреки своему обыкновению не шутил и не смеялся, могло означать только одно: он тоже борется с приступами тошноты. Так и есть, Вилье уставился в одну точку и не сводил с нее глаз, и, как показалось Дювалю, его лицо кофейно-коричневого цвета слегка побледнело. Дюваль смотрел на капитана полиции с подозрением. Он надеялся, что Вилье не вырвет. В себе-то он был уверен: его точно не вырвет. Он и сам не знал почему.