Стояла напряженная всеобщая тишина.
— Если мы ничего не сделаем, там умрут люди, а кто они — не имеет никакого значения. Вы видите, в каком я состоянии. Не могу управлять штурвалом. Но когда «Мораг» покинет гавань, капитан Герике встанет на мое место и я, клянусь Господом, буду по правую руку от него. — Он с силой ударил кулаком по кафедре. — Хватит говорить. Я иду в Южную Бухточку, чтобы вытащить судно. Кто хочет, может идти следом. А остальные — черт с вами.
Он сошел с кафедры и направился к выходу, как мощная волна.
Баркентина «Дойчланд», 25 сентября 1944 года. В четыре склянки дополуденной вахты при ветре ураганной силы мы столкнулись с рифом Вашингтон в трех милях к северо-востоку от Фады во Внешних Гебридах. Теперь мы в руках Всемогущего и, хотя нам обещана помощь, боюсь, что у нас мало шансов.
15
«Дойчланд» тяжело лежала на рифе, с разбитым днищем, передняя топ-мачта свисала в обрывках оснастки, волны перехлестывали через судно одна за другой. Корма высоко выступала в воздух. Те, кто успел вовремя перебраться на корму, собрались на квартердеке. Однако несколько человек остались на носу, некоторые привязались к главной мачте, другие висели высоко в оснастке.
Бергер, Рив и Джего вместе теснились у поручней квартердека. Штурм взобрался по трапу, пристроился рядом и заговорил с Бергером: пришлось кричать, чтобы быть услышанным.
Хотя английский язык Бергера был далек от совершенства, он был достаточно хорош, чтобы объясняться. Он повернулся к Риву и прокричал в ухо:
— Похоже, женщины пока в безопасности в моей каюте. Штурм говорит, что шпангоуты сломаны, но в основном пока держатся вместе.
— Не надолго — сказал Рив.
«Дойчланд» приподнялась, потом снова заскрипела, оседая на рифе.
— Герике придет. Сказал, что сможет.
Не мгновение Рив снова представил «Мораг Синклер» на берегу Южной Бухточки и захотел сказать немцу правду. Но в этом ли было дело? По крайней мере конец, когда он придет, будет быстрым.
Бергер перегнулся через перила, несмотря на бьющиеся волны, и попытался пересчитать людей в оснастке и на палубе у главной мачты. — Плохо. Похоже, мы потеряли пятерых с тех пор, как наткнулись на риф.
Телеграфист висел в сорока футах на линях, куда вскарабкался, чтобы избежать самых высоких волн. Джего ясно его видел. Матрос помахал и действительно улыбнулся. Вихрем завертелась гора воды. Когда вода отступила, он исчез.
— Нам надо вытащить людей оттуда — прокричал Джего.
Рив дернул его за рукав:
— Не глупите. На открытой палубе вы не продержитесь и двух минут.
Джего оттолкнул его, подобрался к трапу квартердека и осторожно спустился. Он повис на нижней ступеньке, когда ворвалась очередная волна, накрыв его с головой и не пуская дальше. Когда волна отступила, рядом спрыгнул Рихтер.
На его плече висела бухта веревки, один конец он быстро обвязал вокруг пояса Джего, а другой захлестнул за трап. Джего пошел вперед, а Рихтер постепенно травил веревку.
Джего отчаянно боролся в одиночку в мире холодной зеленой воды. В одном месте он потерял опору под ногами, его стащило к борту, но ему удалось вцепиться в веревку и, подтягиваясь, иногда опускаясь на четвереньки, он продвигался, пока не оказался вблизи Петерсена, привязавшегося к мачте. Очередная волна швырнула Петерсена к нему на всю длину веревки и Джего вцепился в его ногу, потом в ремень, прополз по распростертому Петерсену, пока не достиг мачты, где смог подняться на ноги.
Он развязал веревку на поясе и привязал ее к мачте, потом помахал Рихтеру. Немец крепко привязал другой конец к трапу, получилась струна, протянутая к мачте на высоте трех футов над палубой.
Джего махнул матросам в оснастке и они начали спускаться. Петерсен и другие, кто был привязан к мачте, уже отвязались и двигались один за другим, за ними последовали остальные. Джего дождался последнего, проверил еще раз, что палуба и оснастка пусты, и последовал за всеми.
Прагер и монахини в каюте Бергера были относительно защищены от полной ярости шторма, несмотря на бреши в переборках. Прагер скрючился у койки, держа обеими руками бутылку рома. Он почти опустошил ее, но продолжал чувствовать холод.
— Уже не долго, Гертруда — прошептал он, — не долго.
Сестра Анджела сложив руки молилась вслух на конце стола:
— Спаси, Господь, иначе мы погибнем. Живые молят Тебя. Пошли свое властное слово, чтобы утишить бушующие ветры и ревущее море, и мы, избавленные от бедствия, будем жить в служении Тебе и славить имя Твое во все дни жизни нашей.
Дверь открылась и вошел Рихтер, захлопнув ее за собой. Он огляделся в каюте и нахмурился. Сестра Анджела спросила:
— Господин Рихтер?
— Где Лотта?
Ей было очень холодно и, разведя руки, она к удивлению обнаружила, что они дрожат.
— Лотта? — Она огляделась с озадаченным выражением на лице: — Кто-нибудь видел Лотту?
Сестра Бригитта всхлипнула. Похоже, никто не мог ничего сказать. Рихтер подошел к Прагеру и поднял его на ноги:
— Вам поручили перевести их сюда из салона прямо перед тем, как мы налетели на риф. Разве Лотта не пошла с вами?
— Определенно, пошла — сказал Прагер. — Я шел сразу за ней.
Сестра Кэт сказала:
— Она вернулась.
Рихтер яростно начал:
— Это невозможно…
— Я слышала, как она сказала, что забыла что-то — сказала сестра Кэт с отсутствующим видом. — Потом она вышла.
Рихтер рывком открыл дверь и нырнул наружу. Он начал спускаться по лестнице в кают-компанию, но палуба и вся надстройка были скручены и разбиты, путь в салон блокирован путаницей обломков.
— Лотта! — закричал он. — Лотта!
Ответа не было.
Джего первым заметил его, переходя по палубе внизу, держась за привязанную им нить жизни. Он подергал Бергера за рукав:
— Куда он пошел?
— Бог знает — ответил Бергер.
Они смотрели, как Рихтер достал складной нож, разрезал веревки крепления грузового люка, неожиданно все еще целые, и исчез в носовом трюме.
«Мораг Синклер» была почти на вершине пути, ведущего от спасательной станции. Она стояла на платформе с громадными широкими железными колесами, не применявшейся со времен гребных спасательных судов, когда ход обеспечивали только мускулы и весла. Герике думал, что невозможно поставить туда судно. Но решение оказалось простым. Они затащили ее в прибой, как в старину, на плаву поставили на платформу и вытащили на берег все вместе.
Теперь, близко к вершине холма, веревки тянули одиннадцать фермерских лошадей, сорок одна женщина, восемнадцать детей и одиннадцать мужчин.
Герике и Лаклан шли сзади, через каждые несколько ярдов блокируя колеса деревянными балками. Снег с дождем жестоко врезались в кожу.
Кто-то в длинном клеенчатом плаще упал в ярде-двух впереди Джанет. Они покинула свое место и подбежала на помощь, увидев к ужасу, что это хрупкая седоволосая женщина по меньшей мере семидесяти лет. На ее руках была кровь. Она поглядела на руки с озадаченным выражением лица, потом подобрала длинную юбку и оторвала полоску от нижней юбки.
Она начала обматывать руки, а Джанет попыталась подвести ее к колее:
— Вам надо присесть.
Старая женщина оттолкнула ее:
— Оставь меня, девушка.
Она побрела к веревке и заняла свое место.
— О боже, это безумие — сказала себе Джанет.
Позади нее Мердок поднял ее на ноги:
— Ты в порядке, девушка?
— Да, да, все прекрасно.
— Тогда почему ты покинула свое место?
Он смотрел на нее, как какой-нибудь пророк из Ветхого Завета, готовый пробудить гнев божий и сокрушить нечестивцев. Она повернулась и, спотыкаясь и соскальзывая, побежала вдоль колеи, занять свое место рядом с Джин.
Время теперь потеряло всякое значение, длительное болезненное напряжение, голоса женщин вокруг, подбадривающие друг друга — все доносилось, словно откуда-то издалека. Потом совершенно неожиданно и к буйной радости всех, они перевалили через хребет и начали двигаться быстрее, следуя по дорожке рядом с колеей узкоколейки.