– Вам годится, – пояснил молодой человек, – но если к ужину вы пригласите какого-нибудь грузного толстяка, то ужин свой он может закончить на полу.
Последовала пауза, во время которой я смерила его взглядом, как я надеялась, холодным. Глаза его искрились злорадным весельем, которое я вовсе не стремилась с ним разделить. Предположение, что на ужин ко мне станут приходить лишь грузные толстяки, меня не порадовало.
Наконец я выговорила:
– А сколько будет стоить починить ножку?
– Скажем, пять фунтов. И значит, вы приобретете кресла по десятке за штуку.
Подсчитав в уме, я решила, что могу себе это позволить.
– Я их беру.
– Хорошо, – сказал молодой человек; подбоченясь, он приветливо улыбнулся мне, как бы желая сказать, что сделка заключена.
Я подумала, что продавец он попросту никудышный.
– Вы хотите, чтобы я сейчас оплатила покупку или оставила залог?..
– Не важно. Запла́тите, когда будете забирать.
– А когда они будут готовы?
– Примерно через неделю.
– Вы не хотите спросить мою фамилию?
– Только если вы сами хотите ее назвать.
– А что, если я больше не появлюсь?
– Тогда, полагаю, кресла будут проданы кому-нибудь другому.
– Не хотелось бы прошляпить их.
– Не прошляпите, – сказал молодой человек.
Я сердито нахмурилась, но он лишь улыбнулся и направился к двери – открыть ее, чтобы выпустить меня. В дверь ворвался холод, снаружи моросило, и на улице стояла сумеречная темнота.
– До свидания, – сказал он, а я, постаравшись изобразить на лице ледяную улыбку благодарности, прошла мимо него во мрак и услышала, как зазвенел колокольчик, когда за мной закрывалась дверь.
День сразу стал хуже некуда. Удовольствие, которое доставила мне покупка кресел, было испорчено досадой на молодого человека. Я не склонна испытывать к людям неприязнь с первого взгляда, но тут я злилась и на него, и на себя за то, что оказалась столь уязвимой. Я все еще переживала в душе этот случай, когда шагала по Уолтон-стрит и потом входила в магазин Стивена Форбса. Даже уютное тепло внутри и приятный запах бумаги и типографской краски не могли развеять моего паршивого настроения.
Магазин располагался на трех этажах: на первом – новые книги, на втором – букинистический отдел со старыми гравюрами и в полуподвале – кабинет Стивена. Увидев, что Дженнифер, вторая девушка-продавщица, обслуживает покупателя, а кроме него, в поле зрения находится лишь еще один клиент – пожилая дама в твидовой пелерине, поглощенная изучением книг в секции садоводства, я завернула было в маленькую гардеробную, на ходу расстегивая пальто, но тут же услышала характерную тяжелую поступь Стивена, поднимающегося из своего кабинета вверх по лестнице, и почему-то задержалась, дожидаясь его. Через секунду он появился – высокий, сутуловатый, в очках, с обычным своим выражением подспудной общей доброжелательности. Он был, как обычно, в одном из своих костюмов, всегда выглядевших на нем так, словно они нуждаются в хорошей глажке, галстук же его, даже сейчас, в первой половине рабочего дня, уже успел сбиться на сторону и обнажить верхнюю пуговицу рубашки.
– Ребекка, – проговорил он.
– Да. Я пришла.
– Рад, что перехватил вас. – Он подошел ко мне вплотную и понизил голос, чтобы не мешать клиентам: – Там внизу для вас письмо, его переслали с вашей прежней квартиры. Так что сбегайте-ка вниз и заберите его.
Я нахмурилась:
– Письмо?
– Да. Авиа. И все обклеено иностранными марками. Не знаю почему, но оно производит впечатление срочного.
Мое раздражение вкупе с мечтами о новых креслах отошло куда-то, уступив место внезапной тревоге.
– Это от мамы?
– Не знаю. Почему бы вам не пойти и не узнать?
По крутым, не покрытым ковровой дорожкой ступеням я спустилась в полуподвал, освещенный в этот хмурый день длинными полосками ламп дневного света, вделанных в потолок. Кабинет был, как всегда, вопиюще неопрятен: завален какими-то письмами, свертками, папками, кипами старых книг, картонными коробками и пепельницами, которые забыли вытряхнуть. Но адресованное мне письмо, положенное на самую середину торговой книги Стивена, было видно сразу.
Я взяла его в руки. Авиаконверт, испанские марки, почтовый штемпель Ибицы. Но почерк незнакомый – заостренный и колючий, как будто писали очень тонким пером. Письмо было послано на прежнюю квартиру, но адрес перечеркнут и заменен адресом книжного магазина, написанным крупным девчачьим почерком. Я прикинула, сколько это письмо пролежало на столике возле входной двери, прежде чем попалось на глаза одной из девушек и прежде чем она удосужилась направить его мне.