Хотя из-за паршивой конструктивной схемы, которая пусть и обеспечивала «эмке» отличную точность, грязь этому автомату была всё-таки категорически противопоказана. Но вообще-то любое оружие надо содержать в чистоте и порядке, чтобы оно не подвело в критический момент, но нельзя же всё время воевать в лабораторной чистоте…
А Ирак – это Ирак. Пустыня. Пыль и песок. Не Средняя полоса и не Средний Запад – отнюдь, отнюдь…
– Паршиво, – вынес я свой вердикт, правда, без особой паники.
Ну, если ничего с этим поделать нельзя, то чего тогда сокрушаться и трепать себе нервы? Сказали, что суслик – птичка, и плевать – значит, надо искать клюв и крылышки.
Пусть и являемся мы самыми натуральными наёмниками двадцать первого века, но особой вольницы в крупнейшей частной военной компании мира нет. Больше нет. В начале действительно пытались сделать нечто корпоративно-либеральное по духу и организации… Но потом плюнули и просто начали копировать «славную» американскую армию. Та же организационно-штатная структура, те же звания, те же, в принципе, порядки…
Пока в тогда ещё называвшейся «Блэквотер» конторе было двадцать тысяч человек, без этого можно было обойтись. А когда Дяде Сэму потребовалось много наёмников взамен постоянно лажающих «джи-ай», всё пошло кувырком.
И, например, теперь воевать с нетабельным оружием – нельзя. Сразу штрафы начнутся, если поймают при проверке… А если, не дай бог, ещё и ранят при этом, то и страховка разом накроется, а это конец – будешь лечиться за свой счёт.
Это вроде как купил ты ноутбук, поковырялся в нём, заменив какую-нибудь плашку на более продвинутую, и всё – гарантия слетела, бесплатному ремонту больше не подлежит.
Так же и здесь. Знаю сам – раньше многие наёмники уважали «калашниковы». А что? Машинка надёжная, мощная и недорогая. Ну, если качественная, разумеется. Настоящие русские обычно не достать, но вот те же болгарские очень даже неплохи…
Или SCARы, или «хеклер-кохи» новые. Если силушкой природа не обделила, то современная автоматическая винтовка (а не просто штурмовая под промежуточный патрон) – это здорово. Немцы и бельгийцы делают оружие хоть и бешено дорогое, но качественное и надёжное…
Но теперь всё – облом. С «калашниковыми» или «ФАЛами» только фотографироваться на память, и не более. Ну, как трофеи ещё брать можно или в качестве сувенира хранить. Даже с патронами. А вот воевать уже – ни-ни…
Поговаривают, что пошла эта хрень с тех самых пор, когда новое руководство компании (чтоб у этих крыс офисных геморрой никогда не проходил) поназаключало огромных контрактов с «Кольтом» на поставку этих самых М4…
– Как команда? – поинтересовался я. – Гоняешь?
– А что делать? – философски заметил Гувер. – У меня половина старого взвода на повышение пошла, а взамен каких-то… детей прислали. Я уже молчу про «дельту», «котиков» или даже Корпус! Они же в большинстве даже просто в армии не служили!
– Я, кстати, тоже в «джи-ай» не состоял, – заметил я.
– Иди на фиг, – отмахнулся наёмник. – Ты зато натуральный реднек[4].
– Эээ!.. А за реднека да по шее?
Морской воздух над Персидским заливом был хоть и жарок, но довольно свеж. Правда, лишь в плане прохлады, потому как вместо чистой морской свежести в нос постоянно лез запах горелой соляры.
Спасибо кораблям вокруг за это! И в особенности – неимоверно старой посудине, что тащилась во главе нашего конвоя…
Да, конвоя. Хоть войны на море здесь официально нет, неофициально лучше клювом не щёлкать, а то можно и ласты склеить (вы прослушали короткий репортаж из жизни утконосов…).
Нет, ИГИЛ и иже с ними не обладают ни подводными лодками, ни даже катерами. Зато ещё до вторжения (то есть больше пятнадцати лет назад) иракцы напихали в прибрежные воды тысячи морских мин, превратив их в такой ядрёный суп с тротиловыми клёцками, что теперь сюда даже сам Дьявол побоится копыто сунуть.
И да, самый передовой в мире американский флот ничего не может с этим поделать. Потому что, как внезапно выяснилось – в нём больше атомных авианосцев, чем совершенно непафосных, но таких нужных минных тральщиков.
Как власти выходили из такого положения? Нет, не строили или покупали новые корабли… А просто пустили всё на самотёк. И пока многозвёздные генералы и адмиралы говорили по телевизору что-то умное, рядовые солдаты, матросы и офицеры с незамысловатыми английскими матами сбивали корабли в конвои и пускали вперёд пустые танкеры. Оказалось, что их двойные днища куда устойчивее к подрывам морских мин, чем хлипкие картонные корпуса фрегатов и эсминцев.
Наш конвой был относительно небольшим – один пассажирский корабль с сотней наёмников «Академии» и приданным имуществом. Полдюжины сухогрузов с различным шмурдяком, один танкер в середине строя и ещё один – пустой, во главе. Охрана была представлена чисто символическим фрегатом «Джаретт», который уже явно готовился на списание, но всё-таки был мобилизован на всё непрекращающуюся мясорубку Ближневосточной войны…
Примерно в паре миль позади от нас шёл куда более внушительный конвой федералов – два десятка кораблей плюс эскорт в составе не только фрегатов, но эсминцев и даже одного крейсера. Который охранял огромную серую тушу десантного корабля-вертолётоносца – лёгкого авианосца, по сути.
И если мы в качестве жертвенного корабля-агнца использовали старый пустой танкер, то федералы использовали в этом случае нас – если что, то первыми на мины нарвёмся именно мы, а не они…
…И если наёмники – это псы войны, то американские солдаты – это волки войны.
День клонился к вечеру – в порт Умм-Каср мы должны будем прибыть уже в темноте. Солнце заходило за левый берег, что желтел аравийской пустыней. Я давным-давно покончил с чисткой оружия и отнёс закреплённый за мной карабин к импровизированному арсеналу на нижней палубе, где мы размещались. И сейчас в одиночестве стоял на носу корабля, оперевшись на ограждение и смотря на море.
Зачем я вызвался в Ирак, да ещё и в самое сердце его Ада? Зачем мне эта чужая война?
Для наёмника вопросы по меньшей мере странные. Но я всегда был и оставался очень странным наёмником. Принцип наёмников во всех времена «я воюю за деньги, так что платите мне, мать вашу». Меня деньги почти не интересовали, потому как я прекрасно знал, что на самом деле они – ничто. Действительно ничто, которое не обладает приписываемым им всемогуществом.
Ну, много у тебя денег и что? Что ты с ними сделаешь – купишь всех? И потерянную любовь, и ушедших близких, и бессмертие?
Тогда, может быть, я пытаюсь таким образом утолить свою жажду к авантюризму? Тоже мимо – им я страдал лет в пятнадцать. И нет у меня никакой адреналиновой зависимости – я не боюсь прыгать с парашютом, но и особого наслаждения не испытываю.
И убивать я тоже не люблю. Нет, пожалуй, мне нравится ощущение торжества и превосходства, когда в бою ты, а не тебя, но убийства сами по себе мне претят. Да, врагов нужно убивать, но не все кругом враги.
Так что же я забыл на этой чужой войне?
Ничего не забыл. Но очень стараюсь это сделать, очень стараюсь не вспоминать. Отупить свой мозг и память серой рутиной самой тяжёлой работы, что только можно представить. Эта работа – очень тяжёлая, очень паршивая и совсем неромантичная.
Нет романтики в том, чтобы сутки сидеть по горло в болоте, ожидая, пока вражеские патрули не уберутся восвояси. Нет романтики часами жариться или, наоборот, промерзать до костей, мечтая лишь о лишнем десятке патронов. Тащить на себе под огнём раненого, который весит ничуть не меньше тебя, или бежать километр за километром в полной выкладке…
Ни хрена это не романтично. Утомительно это всё и грязно. И это не говоря уже о том, что кровь очень плохо отмывается. Как с одежды, так и с души.