Это оказалось непросто. В штрафном батальоне неугодного солдата можно было только расстрелять или перепоручить эту приятную обязанность противнику, бросив солдата грудью на его пулеметы. Но неразлучная троица не подставлялась под расстрельную статью, ведь они были опытными и умелыми солдатами. По той же причине они возвращались живыми из самых надежных, в смысле безнадежности выполнения, заданий.
Юрген Вольф был у них заводилой. Поэтому больше всего Россель хотел избавиться от него, хотя бы временно. Тут было больше возможностей, ведь Вольф был «вольняшкой».
Он соблазнял его отпуском, но Юрген отказался. И не потому, что по матери не скучал, но подумалось ему, что мать не обрадуется, увидев его в форме немецкого солдата.
Еще Вольфа можно было перевести в другую часть. С повышением. Капитан Россель был готов дать ему самые лучшие рекомендации. Он был готов на все.
— Вы отлично потрудились, ефрейтор Вольф! — сказал он приподнятым голосом. — Вы давно заслуживаете повышения. Вы должны быть унтер–офицером как минимум. Командование направляет вас на курсы фельдфебелей. В известный вам тренировочный лагерь в Скерневице. Там теперь командует подполковник Фрике, ваш старый командир. Вы ведь не забыли Фрике, не так ли? Несмотря на сложившую боевую обстановку, командир батальона разрешает вам убыть немедленно. Сегодня из Бреста отправляется эшелон в Варшаву. Возможно, последний эшелон.
Любой здравомыслящий солдат ответил бы на это предложение согласием.
— Нет, — ответил Юрген и добавил: — Не люблю фельдфебелей.
Он не стал объяснять капитану Росселю истинных причин отказа. Тот бы все равно ничего не понял. У него не было товарищей.
Ночью, когда они лежали на нарах в казарме, Красавчик спросил у Юргена:
— Помнишь ту надпись на стене, в подземелье?
— Там было много надписей, — ответил Юрген, — и все они были похожи одна на другую.
— Я имею в виду последнюю. О трех товарищах.
— Ну…
— Там была дата. Я только сейчас понял, что там было две палочки, не одна. Это был июль, а не июнь. Они продержались тридцать два дня, — сказал Красавчик. В голосе его звучало уважение.
* * *
— Тридцать два, — сказал Красавчик.
Юрген пересчитал лежащих вповалку солдат, добавил себя с Красавчиком и двух вахтенных, вышло семнадцать. Он с недоумением посмотрел на Красавчика.
— Мы продержались тридцать два часа, — сказал тот. В голосе его звучало разочарование.
— Мы честно исполнили свой долг, — твердо сказал Юрген, — мы сражались до конца, до самого конца. И не наша вина, что мы остались живы. Немногие из многих.
— Да, конечно, — согласился Красавчик. — Мы еще легко отделались, — добавил он их обычную присказку.
Дело было так. Русские ударили не оттуда, откуда ждали. Так всегда бывает в жизни. Ждешь удара кулаком в грудь, а получаешь нож в спину. Война в этом смысле не исключение. Сколько ни готовься, противник всегда наступает внезапно и с неожиданной стороны. Они сталкивались с этим не раз. И каждый раз Брейтгаупт говорил: «Человек предполагает, Бог располагает».
«Der Mensch denkt, Gott lenkt.»
Это сказал Брейтгаупт.
Поэтому они не строили предположений и если чего и ждали, то только приказа. Предположения строило командование. Оно ожидало, что русские ударят с юга, где они почти вплотную подошли к крепости. С северо–запада город Брест и крепость прикрывала Беловежская Пуща. Командование было убеждено, что она непроходима. Русские ударили с северо–запада.
Их передовые разъезды появились на окраинах Бреста ранним утром двадцать седьмого июля. Русским в первую очередь нужен был город с его железнодорожной станцией. С крепостью они намеревались разобраться потом, а пока бомбили ее с воздуха и расстреливали из штурмовиков. Крепость отвечала им огнем зенитных орудий и ждала помощи истребителей. Истребителей все не было.
Юрген вместе со всей ротой, за исключением наблюдателей и дозорных, пережидал авианалет в подвале. Подвал оправдал ожидания. Стены подрагивали при близком попадании бомб, но стояли, и с потолка почти ничего не сыпалось. Все, что могло осыпаться, осыпалось еще в сорок первом. Новобранцы, впервые попавшие под такую бомбежку, испуганно втягивали головы в плечи и глубже натягивали каски. Они пережили этот налет без потерь. Это были цветочки.