— Будете работать первыми. Пойдете по траншее на запад и попробуете занять вот эту точку, — я показал ему место на карте. — Для усиления возьмете пулеметчика и снайпера.
Оставишь их тут, — указал я точку в планшете, — а сами выдвинетесь дальше.
Женя молча слушал и кивал. Никаких переживаний не отражалось на его овальном лице, заросшем бородой с маленькими прикрытыми глазками.
— Мы идем по этому рву на запад, куда не дошла группа «Серебрухи»?
— Да, нам нужен блиндаж, где пулемет. Нам нужно прикрыть фланг.
Он кивнул.
— Держи рацию и будь на связи. Доклад каждые десять минут.
Он нажал танкетку рации:
— «Айболит» — «Констеблю». Прием?
Штурм
Штурм начался в районе часа ночи. Группа «Айболита» выдвинулись по траншее на запад и через минут тридцать начался бой.
— Командир, у нас контакт, — доложил Женя голосом Оптимуса Прайма. — С северо-запада и с северо-востока по нам идет интенсивный огонь. Такое ощущение, что они с середины поля ебашат.
Я смотрел в планшет и пытался визуализировать расположение пулеметов противника. В современной войне, с ее технологиями, все становилось намного проще. Я — обычный полевой командир — мог занести расположение противника в программу на планшете, и тут же мой начальник и начальник моего начальника вместе с артиллерией получали доступ к этой информации. Женя вел бой и, одновременно, разведку, помогая вычислять огневые точки.
— Камандыр! Камандыр! — услышал я взволнованный голос «Бобо».
«Бобо» и «Ворд» внесли в блиндаж «Цистита» с окровавленной повязкой на шее. Следом за ними зашли возбужденные «Калф» и «Сверкай».
— Нас расхуярили! — быстро, глотая окончания тараторил «Калф».
— Ты чего? — не понимал я. — Кого расхуярили?
— Нас всех! Всех убили!
— Там «полька»… «полька» долбила по нам, — начал поддакивать ему «Сверкай».
Их глаза были расширены, и казалось, что зрачки занимали всю радужную оболочку глаза. «Калф» был как загипнотизированный — повторял одно и то же: «Все погибли! Все погибли!».
Я со всего размаха ударил его ладонью по щеке. Голова «Калфа» дернулась, он попятился, зацепился ногой за край нары и упал на спину.
— Что ты несешь? — заорал я. — Оружие твое где?
— Не знаю… — промямлил он.
— Мне «Айболит» только что доложил, что они сблизились с украинцами, и по ним идет плотный огонь, — я поднял его за бронежилет и заорал. — Иди ищи свой пулемет и без него не возвращайся!
Рядом «Бобо», аккуратно разжимал пальцы на руке «Сверкана», в которой он сжимал гранату без чеки.
— Тыхо, дарагой. Стой на мэсте.
Он вытащил гранату и вставил чеку на место.
— Встать оба!
Они медленно поднялись.
— Вы оба трусы! Пошли и нашли свое оружие! Без него лучше сюда не возвращайтесь! — жестко крикнул я.
Все напряжение, которое скопилось у меня за это время, выплеснулось на них. «Сверкай» покраснел и потянул «Калфа» к выходу. Он служил в 2004-м в Чечне, в ГРУшной бригаде.
Я был уверен, что он опытный боец, на которого я могу положиться. Но страх победил их в первом же бою.
— Прости командир, — раздался слабый голос «Цистита». — Я не мог… ранило.
— Все хорошо. Лежи спокойно.
Вид «Цистита» погасил часть моего гнева:
— Сейчас все сделаем и поедешь на эвакуацию.
Он закрыл глаза. «Бобо» что-то говорил ему на таджикском, и он кивал головой. Я осмотрел окровавленную повязку. Ему не вставили в рану гемостатический бинт, и кровь продолжала течь из раны. Мы разрезали старую повязку и осмотрели ее. Рваные края раны и сочащаяся оттуда кровь не давали разглядеть повреждение. Джура был не сильно большого роста, а сейчас он совсем скукожился и стал похож на подростка. Я напихал в рану как можно больше гемостатического бинта и туго забинтовал ему шею. Пока мы оказывали первую помощь, он бледнел и все меньше реагировал на происходящее. Кровь залила мне все руки, намочила рукава куртки и бронежилет.
— Джура? Джура!
Я тряс я его, но он еле слышно стонал и, в итоге, отключился.
— Тащите его к медикам!
«Цистит», который был выносливее мула, умирал на моих глазах. И у меня не было возможности спасти его.
«Зачем я вообще разрешил ему быть пулеметчиком? Такие люди не должны воевать и умирать! — мысли скакали в голове и натыкались на неизбежную правду войны: «Здесь все равны и нет любимчиков. Война — это хаос и никто, ни от чего не застрахован».