Он был керчийским иммигрантом, и шестое чувство мне подсказывало, что он недолюбливает равкианцев. Или просто считает нас ворами. Две недели назад мы пришли сюда грязные и оборванные – без вещей, без денег, и лишь с одной золотой шпилькой. Наверняка он решил, что мы ее украли. Тем не менее, это не помешало ему обменять шпильку на узкую койку в комнате, в которой, кроме нас, жило еще шесть человек.
Когда мы подошли к бару, мужчина стукнул ключом по стойке и молча подтолкнул его к нам. Ключ был привязан к резному кусочку куриной кости – еще один очаровательный нюанс.
На высокопарном керчийском, которого он нахватался на борту «Ферхадера», Мал попросил кувшин горячей воды для мытья.
– Дополнительный услуги, – буркнул хозяин – грузный мужчина с редеющими волосами и пожелтевшими от юрды зубами. Я также заметила, что он много потеет. День выдался не особенно жарким, но над верхней губой владельца пансиона выступали капельки пота.
Я обернулась на него, пока мы направлялись к лестнице в другой части пустой таверны. Мужчина продолжал наблюдать за нами, сложив руки на груди и прищурив свои глазки-бусинки. Было в его выражении лица что-то такое, что меня встревожило.
Я замешкалась у лестницы.
– Не нравимся мы этому парню.
Мал уже начал подниматься.
– Да, но против наших денег он ничего не имеет. А через пару дней мы навсегда покинем это место.
Я отмахнулась от плохих предчувствий. В конце концов, они преследуют меня каждый день.
– Ладно, – проворчала я и последовала за Малом. – На всякий случай, как сказать «вы придурок» на керчийском?
– Йер вен азель.
– Правда?
Парень рассмеялся.
– Если я чему и научился у матросов, так это ругани.
Второй этаж пансиона пребывал в еще более скверном состоянии, нежели таверна. Ковер выцвел и протерся до дыр, в тускло освещенном коридоре воняло капустой и табаком. Все двери в комнаты были закрыты, и из-за них не доносилось ни звука. Безмолвие было жутковатым. Наверное, все разбежались по своим делам.
Единственным источником света служило грязное окошко в конце коридора. Пока Мал возился с ключом, я глядела через заляпанное стекло на тележки и подводы, проезжающие мимо. На другой стороне улицы под балконом стоял мужчина, изучая здание пансиона. Он поправил ворот и рукава, словно одежда была новой и жала ему. Мы встретились взглядами, и он быстро отвел глаза.
Я почувствовала укол страха.
– Мал, – шепотом начала я.
Но было слишком поздно. Дверь распахнулась.
– Нет!
Я вскинула руки и осветила коридор каскадом света, льющимся из ладоней. Вдруг кто-то грубо схватил меня и завел руки за спину. Сколько я ни брыкалась, им все равно удалось затащить меня в комнату.
– Полегче, Алина, – послышался спокойный голос откуда-то сбоку. – Мне бы очень не хотелось убивать твоего друга раньше времени.
Время будто замедлилось. Я увидела убогую комнатушку с низким потолком, треснувший умывальник на ветхом столике, танцующие пылинки в тоненьком луче света, блеск лезвия, прижатого к горлу Мала. На лице его обидчика застыл знакомый оскал. Иван. Рядом стояли и другие – как мужчины, так и женщины. Все были одеты в бриджи и приталенные пиджаки, как у земенских торговцев и рабочих, но некоторые лица я узнала по Второй армии. Это были гриши.
За ними, окутанный тенью, расположившись в шатком кресле, как на троне, сидел Дарклинг.
На пару мгновений в комнате воцарилась тишина. Я слышала дыхание Мала и шарканье ног. Слышно было даже, как какой-то мужчина на улице с кем-то поздоровался. Я не могла оторвать взгляд от рук Дарклинга – от его длинных, бледных пальцев, покоящихся на подлокотниках кресла. В голове промелькнула совершенно дурацкая мысль, что я никогда не видела его в повседневной одежде.
Тут реальность происходящего обрушилась на меня. Значит, так все закончится? Без борьбы? Без единого выстрела или даже возгласа? Из груди вырвался всхлип, полный ярости и бессилия.
– Заберите пистолет и обыщите ее. – Тихо приказал Дарклинг. Я почувствовала, как исчезла приятная тяжесть оружия с моего бедра, как из чехла на запястье извлекли клинок. – Сейчас я прикажу им отпустить тебя, – обратился он ко мне, когда закончили обыск, – но знай, если посмеешь хотя бы приподнять руки, Иван прикончит следопыта. Кивни, если поняла.
Я неохотно кивнула.
Его палец дрогнул, и мужчина, державший меня, ослабил хватку. Я подалась вперед, а затем застыла в центре комнаты, сжав руки в кулаки.
Я могла разрезать Дарклинга пополам. Могла разрушить это забытое святыми здание. Но не раньше, чем Иван успеет перерезать глотку Малу.