Игорь повернул за угол и оказался на маленькой, тускло освещенной площади. Его внимание привлекла группа людей, стоявших у входа в винный погреб. Свет вырывался из открытых дверей и ложился на тротуар ярким пятном.
В центре этого пятна на земле сидел одноногий солдат. Вторая нога у него была отнята выше колена. Рядом валялся костыль. Солдат плакал пьяными слезами и ругался, поднимая кулаки к небу.
Вокруг него стояли несколько мужчин и женщин и молча, с сожалением смотрели на калеку. В дверях погребка виднелась могучая фигура хозяина в грязном, когда-то белом, фартуке.
Уперев волосатые руки в бока, он с интересом наблюдал за происходящим. Около солдата суетилась маленькая, красивая, плохо одетая женщина. Она о чем-то просила его, пытаясь закрыть ему рот ладонью. Но солдат злобно отталкивал ее руку и продолжал выкрикивать ругательства.
Игорь не стал ждать, чем кончится эта сценка, и начал подниматься по каменным, истертым и поломанным, ступеням лестницы в верхнюю часть города. Скоро он очутился на главной улице. Здесь все выглядело по-иному. Широкий асфальтированный проспект был залит электрическим светом, магазины и рестораны сверкали разноцветными неоновыми огнями.
У кафе «Италия» прямо на тротуаре под полосатым тентом стояло несколько десятков плетеных столиков, Игорь выбрал угловой столик, сел и заказал ситро. Народу было много, и никто не обращал на него внимания.
Разгрузившись, «Кола» вышла в обратный рейс на Одессу. Море было спокойным. Его нежная голубизна пропадала в дымке где-то на горизонте. Солнце, — точно вымытое прозрачной водой Средиземного моря, ослепительно сверкало и лучилось.
Даже старенькая «Кола» приобрела праздничный и нарядный вид. Блестели на солнце белые надстройки, выкрашенная в Генуе черным лаком труба, палевые мачты. Из повернутых против хода судна раструбов вентиляторов доносились голоса кочегаров и скрежет лопат о железные плиты. Боцман и вахтенный матрос раскатывали на кормовой палубе брезенты для просушки.
От хода рождался еле заметный ветерок и приятно освежал лицо. Микешин прохаживался по мостику и думал о Дробыше. В последнее время капитан старался совсем не разговаривать с Игорем. Был официален больше чем всегда, придирался к мелочам. «Ах, в конце концов наплевать. Закончим это плавание — и в отпуск».
Микешин вошел в рубку и осторожно, как показывали в училище, вынул из ящика секстан. Игорь еще очень неуверенно чувствовал себя в астрономии: надо «набивать руку».
На мостике Игорь накинул на зеркала секстана цветные стекла и начал «ловить солнышко»; никак не хотело оно садиться на горизонт. Наконец Микешин приспособился. Солнце на горизонте. Сейчас он возьмет точную высоту.
Неожиданно Микешин услышал голос капитана:
— Положите секстан.
Игорь растерянно обернулся:
— Я определяюсь, Георгий Георгиевич…
— Я вижу, что вы делаете, Игорь Петрович. Положите секстан.
Микешин взглянул в насмешливые глаза Дробыша, медленно пошел в рубку и уложил секстан в ящик. Когда он снова появился на мостике, Дробыш раздельно сказал:
— Запомните, Игорь Петрович: мне ваши определения не нужны. На вахте вы должны смотреть, внимательно смотреть вперед и назад, проверять рулевого и докладывать мне о встречных судах.
— Да… но, Георгий Георгиевич… Я ведь так никогда не научусь быстро и хорошо определяться, а главное — отвечать за точку, которую я поставил. Кроме того, сегодня… Смотрите, какая обстановка. Никого в море…
Микешин обвел вокруг себя рукой. Он никак не мог понять, чего хочет от него капитан. Неужели он это серьезно?
— Делайте то, что вам приказано, — сухо сказал Дробыш и направился к трапу.
Кровь бросилась в лицо Игорю.
— Одну минуту, Георгий Георгиевич.
— Ну что еще?
— Я думал, что могу рассчитывать на вашу помощь.
Мне еще многому нужно учиться.
Дробыш холодно посмотрел на помощника:
— Учить вас должны были в мореходном училище, а здесь вы должны работать. Понятно?
Микешин стоял на мостике растерянный. Теперь ни море, ни солнце не радовали его. На душе было скверно.
По проложенному курсу, в восьми милях от Босфора, на карте значилась жирная стрелка и под ней неразборчивым почерком Дробыша написано: «Разбудить капитана».
Игорь нервничал, — он боялся допустить какую-нибудь неточность.