Когда он притянул ее к себе, женщина отвела глаза. Она едва доставала ему до плеча, но он наклонился, так что его подбородок оказался на уровне ее груди, а губы почти касались шеи. Штурман вдохнул слабый запах кожи - он слегка отдавал лавандой и фиалкой, но прежде всего это был всепокоряющий и нежный аромат жизни. Он закрыл глаза. Женщина молчала. Она не только не пыталась высвободиться, но все сильнее сжимала руки штурмана. И всех этих ничем не заменимых сокровищ он чуть было не лишился, а шесть его товарищей по экипажу распрощались с ними навеки. Он уже не помнил лица женщины, которое плохо разглядел в темноте. В ней не было ничего такого, что могло бы потрясти мужчину и вызвать чувство более сильное, чем простая привязанность какогонибудь председателя небольшой акционерной компании, ставшего во время войны intelligenceofficer. Но для штурмана все было подругому. Он возвратился из пылающего Дуйсбурга после шестичасового полета. Он сумел переиграть зенитную артиллерию и истребителей, но не смог помешать пилоту столкнуться с другим самолетом.
Он шевельнул головой и услышал, как бьется сердце женщины: удары были учащенные и глухие - так же билось его сердце, когда он пришел в себя на свекловичном поле, а на горизонте полыхало пламя. Вотвот прогудит машина с базы, и ему придется покинуть этот дом, это чужое сердце, что стучит рядом с его ухом, и вернуться к большим аэродромным помещениям, к баракам, выкрашенным в черный цвет, в свою конуру, формой напоминающую срезанную бочку, а когда найдут для него экипаж, прокладывать новые маршруты по навигационной карте. Сколько других мужчин, прижавшись к другим женщинам, вдыхают в эту минуту последнее, что им осталось от жизни?
Он мягко высвободился.
- Простите, - сказал он.
- Вы ранены! - воскликнула женщина, взглянув на него.
- Пустяки, - ответил штурман, проведя ладонью
по носу. - Простая царапина. Я ее только сейчас заметил. Я и не чувствую ее.
- Хотите, я протру ее спиртом?
- Не стоит.
- Тогда пейте чай. А то он остынет. Большими глотками штурман допил чашку. Без сахара чай казался горьким, это чай военной поры, но он сохранял свой аромат, тогда как на базе чай был похож на отвар пырея.
- Еще чашку?
Он уже напряженно вслушивался, стараясь различить легкий шорох шин, но казалось, тишина, объявшая ночь, будет длиться вечно. У него возникло искушение увлечь женщину на кушетку, под мягкий свет лампы. "Будет ли она сопротивляться?" - спросил он себя. Но тотчас прогнал эту мысль, почувствовав внезапный стыд. "Не слишком торопись, - сказал он себе. - Не все сразу". Сейчас, после пережитой им катастрофы, он испытывал легкое убаюкивающее опьянение от того, что вел себя так непринужденно в незнакомом доме, рядом с женщиной, чей сон он. нарушил. "Это от тишины..." - подумал он. Вся его жизнь была одним затянувшимся воплем, который одна смерть могла оборвать. Под не умолкающий грохот, подобный шуму водопада, он с максимальной точностью рассчитывал скорость, время и расстояние. Ошибись он - и он бросил бы свой экипаж навстречу тысяче опасностей, подстерегающих тех, кто отклонялся от верного курса. Тишина смущала штурмана, и, держа в руке пустую чашку, он не знал, что ему делать.
- Вы устали? Вам нужно бы прилечь.
- Нет, - сказал он. - Сейчас подъедет машина. Ночь для меня еще не кончилась. Если я сделаю передышку, я не смогу продержаться. А тогда...
Он не договорил.
- Вы верите, что эта война когданибудь кончится? - спросил он.
- Говорят, что скоро.
- Это говорят уже давно.
Он снова машинально порылся в карманах, потом поискал за голенищами.
- Вы чтото потеряли?
- Портсигар. Наверное, выпал гдето в поле.
- Если хотите, я попрошу поискать его завтра, - сказала женщина.
- О, это ни к чему. Я отдал бы все портсигары на свете...
Он снова не договорил. Он хотел сказать: "Все портсигары на свете не стоят того, что я испытываю здесь..."
Автомобильный гудок заставил его вздрогнуть. Почти в ту же минуту в дверь постучали.
- Не спешите, - сказал штурман. - Они подождут. Он сжал ладонями лицо женщины. Свет падал теперь издали на это лицо, иштурман мог лучше разглядеть выступающие скулы, глаза - должно быть, такого же цвета море после шторма, - маленький, ничем не примечательный рот, вздернутый нос и слабый подбородок. "И толькото", - подумалось ему. Он коснулся губами ее щеки около рта, потом легонько оттолкнул женщину и шагнул к дверям.
- До скорого свидания? - сказала она. Он не ответил. Женщина услышала, как он говорит с кемто на улице. Дверцы хлопнули, и машина тронулась.
II
Машина остановилась у бараков intelligence [Служба разведки (англ.)], когда прошло уже немало времени, с тех пор как приземлился последний самолет их группы. На площадке не было грузовиков, развозивших экипажи с летного поля. В светлом прямоугольнике двери возникали массивные силуэты.
Штурман тоже толкнул дверь, и на него обрушился шум голосов и яркий свет ламп, висящих над столами в большом прокуренном помещении. Потом наступила внезапная тишина, и, заметив группу поджидавших его офицеров, штурман выдавил из себя улыбку. При его появлении они прервали разговор и подошли к нему. Ничто не принуждало штурмана улыбаться, просто он считал, что так будет легче и он не выдаст своих чувств. Сначала он обменялся рукопожатиями, потом командир авиабазы начал задавать вопросы, и кольцо офицеров сомкнулось у него за спиной.
- Вы знаете, как все произошло?
- Я ничего не понял, - ответил штурман.
- Вы не слышали, о чем говорили в самолете перед катастрофой?
- Я отключил внутреннюю связь, хотел спокойно сложить карты и записать последние наблюдения. Я только слышал удар.
- Сильный?
- Это было похоже на... Похоже на треск падающего дерева.
- Что же вы тогда сделали?
- Я включил внутреннюю связь. И услышал голос хвостового стрелка - он спрашивал, что делать. Пилот спокойно ответил: "Приготовьтесь к прыжку". Потом, через несколько секунд...
- Через сколько?
- Через тричетыре. Пилот скомандовал: "Прыгайте". Я открыл люк, предупредил бомбардира и бросился вниз.
- Вы чтонибудь заметили в воздухе? - спросил командир базы после небольшой паузы.
- По всему небу - самолеты, и больше ничего. Он не решился рассказать, как приземлился на свекловичном поле и потерял портсигар. В нем все словно заледенело. Эти вопросы заставили его заново пережить каждую минуту драмы. Значит, все это было так страшно? Но События разворачивались столь стремительно, что у него просто не было времени подумать, представить себе, что происходит, или хотя бы выбрать наименьшую опасность.
- Вам повезло, - сказал командир базы. - Поздравляю вас. Благодарю.
И сразу штурманлейтенант Рипо почувствовал себя свободным. Даже не отдав чести, он повернулся спиной к офицерам и, как обычно после возвращения из полета, направился к грубо сколоченной деревянной некрашеной стойке, где маленькие официантки разливали в чашки чай. Из экипажей двух самолетов, столкнувшихся при возвращении из Дуйсбурга, он единственный уцелел. Но это лучше, чем остаться вместе со всем экипажем на черной доске, с которой intelligenceofficer один за другим стирал номера возвращающихся самолетов и имена их командиров. В этот вечер стерли также номера двух разбившихся самолетов, потому что уже знали об их судьбе, и в сводке они не упоминались среди отсутствующих. Теперь они вернулись на свою базу.
- Чертов Рипо, везет же тебе!
Штурман обернулся. Пилот, прозванный Адмиралом, потому что начинал службу во флоте, притянул его за шею и потрепал по затылку.
- Чаю не надо, - бросил Адмирал официанткам. - Рому. Хороши девки, сказал он на ухо штурману, - если бы не я, и не подумали бы предложить тебе рому. Наверное, берегут для своих красавчиков. Глотайка, - сказал он, протягивая штурману стакан. - Закрой глаза и - хоп! Расскажешь потом.
Штурман повиновался. От встречи с товарищем, от шума звучавших вокруг него голосов, среди которого он снова почувствовал себя таким, как все, от обжигающего спирта и острых приправ блаженное тепло разлилось по всему его телу. Это было возвращение к людям.