— Коллекция предметов искусства? — Я вытер подбородок салфеткой и, отодвинув от себя недоеденное яйцо, приготовился со всем вниманием выслушать Холмса.
— Да. И вчера вечером я мог наблюдать этого Феллини в клубе «Пандора». Он был поглощен разговором с одним из домочадцев Дарлингтона.
— Вы имеете в виду сына его светлости Руперта?
— Именно. И разговор был оживленнейший, чтобы не сказать «на грани ссоры». И на протяжении всего этого временами переходившего в перепалку разговора этот хитрый лис лорд Артур Бичем маячил на заднем плане, подобно хлопотливой заботливой наседке.
— И что, на ваш взгляд, Холмс, это означает?
— Используя метафору, почерпнутую из области живописи, что в данном случае кажется мне уместным, можно сказать, что набросок композиции я в общем-то сделал, но требуется время, чтобы прописать детали и поиграть светотенью. Тем не менее уже сейчас ясно, что Руперт Дарлингтон втянут в какое-то темное дело, касательство к которому имеют как этот прохвост Бичем, так и опаснейшие преступники-американцы. И что в замысел их входит и кража полотна, написанного Гранвилем.
— Но картину возвратили в целости и сохранности.
— Пришлось. В чем и заключается сейчас для Руперта Дарлингтона вся проблема.
Холмсу нравилось ошарашивать меня загадочными заявлениями и наблюдать мою реакцию. Но я давно уже понял, что, независимо от этой реакции, известиями он делился со мной не раньше момента, который счел бы для этого подходящим. Теряясь в догадках о том, в чем могла бы состоять проблема Руперта Дарлингтона, я знал, что, попробуй я расспрашивать его об этом, никакая настойчивость мне не поможет: в той или иной форме, но в ответе мне будет отказано. По этой причине я сделал попытку увести нашу беседу в русло более перспективное, но лишь затем, чтобы встать в тупик перед другой загадкой.
— Какой же следующий ход нам предстоит?
— Мы посетим собачника, — осклабился Холмс.
Не прошло и часа, а мы уже тряслись в дребезжащем двухколесном наемном экипаже, направляясь в восточную часть города. Я услышал, как Холмс называет кэбмену адрес — Коммершл-стрит, возле Хаундсдитч-роуд — район убогий, не вызывающий приятных ассоциаций. Холмс сидел в кэбе, откинувшись на спинку сиденья, худое бледное его лицо выражало глубокую задумчивость.
— Кто или что такое этот самый собачник и зачем мы к нему едем? Разве просьба сопровождать вас туда не предполагает необходимости объяснить мне цель этого визита? — съязвил я.
— Ну конечно же, дружище. — Холмс улыбнулся и отечески похлопал меня по плечу. — О чем я только думал, держа вас в неведении! Так вот: собачником я прозвал Джошуа Джонса, чей дом кишит этими животными. Неумеренная любовь его к собачьему племени заставила его жену и детей покинуть этот дом. Нежность и внимание, какими он окружает всевозможных подобранных им дворняжек, несравнимы с чувствами, которые он питает к собственным своим чадам и домочадцам. Но при этом он обладает огромным талантом живописца. А еще… — Холмс склонился ко мне и, понизив голос до драматического шепота, произнес: — Он является величайшим из современных мастеров-копиистов. Лишь самый проницательный из экспертов мог бы отличить подлинную «Мону Лизу» от изготовленной Джонсом копии. Мне случалось раз-другой прибегнуть к его помощи, когда в расследованиях требовались копии. Вам понятно, зачем он может пригодиться нам сейчас?
— Не совсем.
— Я заподозрил Джонса в причастности к вчерашней нашей утренней истории. Вы, может быть, помните, как, рассматривая Гранвиля, я поинтересовался у Дарлингтона, есть ли в доме собака?
— Да, помню.
— Сделал я это потому, что через линзу увидел несколько прилипших к раме собачьих волосков, причем принадлежащих собакам как минимум трех разных пород. Мне стало совершенно ясно, что в то или иное время картина побывала в доме, где ее могли так или иначе коснуться, задев либо потеревшись об нее, собаки разных пород. В каком же доме могло такое произойти, как не у Джошуа Джонса?
— Который делал копию картины…
Холмс кивнул.
— Это я понимаю, но почему тогда в дом вместо копии вернули подлинник?
— Вот в этом-то все дело! Почему у меня и возникло желание проверить гипотезу на моем приятеле мистере Джошуа Джонсе.