- Бу-э! - Внезапно донеслось с дивана, на котором ночевала Диана.
Охренеть, чего это она, подумал я с тревогой. А малявка тем временем вторично облегчила желудок. Выбираюсь из-под одеяла.
- Ты чего, живот болит?
- Нет, только тошнит. Как будто в машине, меня, когда едем, всегда укачивает...
А, типа морская болезнь, ладно, лежи, страдай, мешать не буду.
Дежурный обход корабля начинаю с пиратской каталажки, отпад, качкой мой завал разметало и сдвинуло, дверь даже приоткрыта так, что в щель можно просунуть руку, а при желании, без труда сдвинуть единственный оставшийся на месте ящик и выбраться. То, что такой возможностью никто не воспользовался, говорило о том, что живых там нет. Я поколебался, раздумывая, стоит ли совать голову туда, куда не лезет палец, или просто снова завалить дверь, но решил, что любой завал качкой все равно растащит, и я весь день буду бегать сюда и психовать. Это все равно не основание идти проверять последнюю цитадель пиратов, вполне может случиться, что задетый вчера пулей и загибающийся бандит лежит за дверью с пистолетом в руке и последним в жизни движением пальца продырявит мне живот. Но ждать целый день, не выползет ли кто отсюда, нет, вперед, ногой толкаю запирающий ящик, перехватываю автомат удобнее и стволом открываю дверь, сразу прохожу дальше, спотыкаюсь о тело у порога и, выронив автомат, кубарем качусь по ступенькам вниз.
Приземляюсь вполне мягко, на еще один труп, но во время парящего полета все же успеваю выбить левое плечо, встаю, кручу рукой пытаясь определить тяжесть травмы, ничего, больно, но жить можно. И оглядываюсь по сторонам и под ноги, два трупа я пересчитал осязанием, а в стороне лежит третий, больше точно никого, убеждаюсь в этом, обойдя небольшое помещение и заглянув во все углы.
Здесь все понятно, с пиратами вопрос решен окончательно, гора с плеч, забросив за спину автомат, выбираюсь на палубу, где меня ждал неприятный сюрприз в виде пропавшего катера, благополучно оборвавшего веревку. Внимательно осматриваю горизонт, но обнаружить его и бинокль не помог, да и толку, если бы я его нашел в бурном море, привязать катер назад к кораблю все равно никак бы не получилось. Тут до меня, донельзя расстроенного пропажей, вдруг доходит, что и берег пропал из виду, правда, видимость пала сильно, но километра на три море проглядывалось, но именно море, а не берег. Опустив бинокль на шейном ремешке, изо всех сил цепляясь руками за перила, подхожу к тому месту борта, под которым должен болтаться якорь. И судя по натяжению цепи, он там действительно болтается, только теперь не достает до дна. Занятный фокус, как судно, стоящее на якоре, могло с этого якоря сорвать и вынести в море? С минуту пялюсь в воду, соображая, как такое могло случиться, и какие тонкости якоревставательной процедуры я по своему дилетантству не учел. Возможно, коротко выпустил якорную цепь, и приливом корабль подняло, вырвав якорь из грунта, а затем течение отнесло крейсер на более глубокое место? Но ведь когда я сбрасывал якорь, корабль несло к берегу, разве что потом прилив сменился отливом, течение изменило направление... Так или иначе, сейчас мне только остается принять сей факт как данность, что я и делаю, собираюсь отправиться назад в недра крейсера, но немного не успеваю. Если все волны до этого, аккуратно подобравшись под корпус корабля, принимали его на бедро и с размаху бросали потом сверху вниз, отчего мои кишки подкатывались к горлу, то очередная, за что-то обидевшись и решив отомстить, резко бьет крейсер в скулу, и сотни тонн соленой и мокрой воды взмывают вверх по борту, затем обрушиваясь на палубу. Съежившись, пережидаю прохождение воды вокруг себя, умудрившись при этом устоять на ногах, и бегом несусь назад в каюту.
- Что там такое, дядя Федя? - Томным голосом страдающего суслика спросила Диана, когда я, матерясь под нос, меняю помокшую одежду на сухую.
- Буря, девочка, нынче на море черная буря. Огромные валы морской жижи играют с нашим утлым суденышком, как щенок с погрызенной костью!
- А мы не утонем?
- Нет, Дианочка, не утонем, - бодро заверяю я, хотя сам совсем в этом не уверен, - корабль большой и крепкий, а буря, на то она и буря...
Для чего на свете буря, джентльмены?
Для того чтоб до костей нас промочить!
- Не пой, пожалуйста! - Так же жалобно просит страдалица. Никто никогда не ценит моего вокала, при том, что петь я очень люблю, и всегда напеваю внутри себя, а иногда и снаружи. Ну и хрен с вами, неблагодарные, я не Нерон, признания не требую, мне достаточно внутреннего удовлетворения от сопричастности к высокому искусству.
- Завтракать?
- Нет! - С отвращением отказывается Диана, облегчая мне жизнь, а я отправляюсь на кухню, варить сегодня, конечно, нечего и пытаться, но банку тушенки я оформлю.
Весь день и я, и Диана, провели валяясь по мягким постелькам, я еще дважды ходил заправляться на кухню, один раз принеся для Дианы по ее просьбе чайник с водой. Время от времени Диана принималась хныкать и визжать, но я только глубже утыкался головой в подушку. Качка продолжалась то с большей, то с меньшей интенсивностью, корабль снова колбасило и вдоль, с носа на корму, и поперек, с борта на борт, умом я понимал, что было бы правильно разобраться со штурвалом и держать судно носом на волну, как описывалось во всех книгах. Но, подумав, я решил, что это не обязательно верно, мало ли кто что пишет, я и сам могу написать, что хочешь, и первым посмеюсь над тем, кто моим советам последует. Поэтому я плюнул на благоразумие, и вверил свою и Дианы жизни высшим силам, в которые, впрочем, тоже нисколько не верил. При этом, не являясь фаталистом, я весь день и полночи страшно трусил, прислушиваясь к звукам снаружи корабля в поисках признаков ослабления бури, и к звукам внутри со страхом, что судно вот-вот развалится. Только к середине ночи мне удалось уснуть, и сон этот не был безмятежным.