— Что тут происходит?
— Да вот, товарищ лейтенант, поймали возле пулемета… Один куда-то отлучился, а второго мы накрыли. — Астахов тяжело дышит.
Кое-как разобрались. Оказалось: на станции Победа в засаде находились пулеметчики из отряда «Смерть фашизму». Наша разведка захватила пулеметчика как полицая. Тот, в свою очередь, наших посчитал за врагов и не признавался, кто он… Когда недоразумение было устранено, а пострадавшему вместе с извинениями возвращен пулемет, он рассказал: в эту ночь украинские отряды наносят отвлекающие удары по нескольким вражеским гарнизонам в полосе нашего предполагаемого прорыва… Значит, связные добрались до Брянского леса вовремя и наумовцам открывают путь боевые друзья.
Тем временем подтянулась к нашим главным силам и рота Сачко вместе с «маяками» и нашей разведкой. Я с охранением опять выдвинулся вперед.
— И я с вами, хлопцы, — сказал Анисименко.
— Беспокоится, голова-елова, — шепнул Калганов. — Сам хочет быть впереди…
Партизаны снова выстроились в походную колонну. От Победы шли до самого утра безостановочно.
Огромное красное солнце вставало над дремлющей синевой далеких Брянских лесов. Медно-красные стволы сосен извилистым золотым поясом охватили южную опушку. Лежебока-ветер, наверное, все еще нежился в ветках молодых березок и увядающих духовитых травах.
Легкое облачко, залюбовавшись рождением нового дня, застыло над степью. Потом оно растворилось в синеве. Небо стало чистым и ласковым, как глаза ребенка.
Мы невольно замедляем шаг. Каждый из нас впитывает в себя очарование раннего утра, необыкновенно красивое сочетание ярких осенних красок.
— Возле села Лесное сделать привал! — передал нам приказ Наумова прискакавший Пашка на Пегашке.
— Ба, да это твой хлопец! — говорю Калганову.
— Тот самый, — улыбается Анисименко.
— И уже военную науку постигает, — не без гордости заявляет Калганов. — Моя школа!.. — Он кивает Пашке: — Успел и карабином обзавестись?
Тот засиял от удовольствия: сам взводный командир похвалил!
— Это вот он, Илюша Астахов, дал. У него автомат есть…
Договорить он не успел. Над растянувшейся колонной появились, пикируя, два звена вражеских бомбардировщиков.
Дрогнули, заметались партизаны, особенно новички, не обстрелянные в боях. Бывалые партизаны знают, что делать в подобных случаях: надо рассредоточиться и залечь. Но лежать под бомбами стало невмоготу: очень уж часто и густо ложились они…
Кажется, уже нет силы, которая была бы способна вернуть присутствие духа и уверенность.
Сила такая нашлась. Комиссар Анисименко и раненный в руку Калганов одновременно открыли огонь из пулеметов. Тут же заговорили все наши пулеметы, карабины и винтовки. Словно стая воронья, вспугнутая выстрелом, самолеты легли на обратный курс.
Пашка на Пегашке даже помчался по полю вслед уходившим самолетам. Отчаянно колотя пятками по брюху Пегашки, он кричал:
— Стой, гады! Кому говорю — стой!..
Пулеметная очередь — последняя в этом бою — перерезала всадника и его коня.
Калганов бежал по полю, махая раненой рукой, словно подстреленная птица перебитым крылом.
— Насмерть! А какой хлопец был!..
Стоим молча. Стоим, обнажив головы. И мне слышатся слова Пашки, простого деревенского паренька, которые он произнес накануне: «Я радый, что партизаном стал!..»
И вот нет Пашки…
КРАЙ БРЯНСКИЙ, ПАРТИЗАНСКИЙ
В Брянский лес стягивались разрозненные партизанские группы и отряды. Пришли и мы, наумовцы.
Наши хинельцы выглядели молодцевато. У них и табачок водился, и обмундирование лучше, и боевого опыта поднакопили. Наверное, поэтому Балашов распорядился наше пополнение передать в другие группы, а самых боевых парней — к автоматчикам. У наумовцев осталось три взвода — всего полсотни человек.
— Как в сказке, — невесело пошутил Коршок. — Вернулся дед от синего моря к разбитому корыту…
— Да-а, голова-елова, здорово нас пощипали, — вздохнул Калганов. — Куда же теперь наших начальников определят?
А когда узнали, только руками развели. Капитан Наумов назначен начальником штаба, я — начальником разведки Эсманского отряда.
— Ладно хоть тебя, Иволгин, возле меня догадались оставить, — сетовал Наумов. — Расчихвостили хинельскую группу, черт возьми.
— Ничего, Михаил Иванович, орла видно по полету, а хинельцев — по делам.
Вскоре меня вызвали в Объединенный штаб партизанских отрядов Сумщины. Начальником разведки этого штаба был капитан Бессонов. Он приветливо улыбнулся, поднимаясь мне навстречу.
— Рад познакомиться! Садитесь, рассказывайте.
Выслушав доклад, Бессонов сказал:
— Район разведки для эсманцев намечается до Знобь-Новгородской. Устраивает ли он вас?
— Да, район удобен. Нам он более всего и подходит.
— Рад, что угодил! — Бессонов улыбнулся. — Значит, урожайное местечко попалось? Подавайте теперь побольше «языков», осваивайтесь. Очень полагаюсь на вас.
На мой молчаливый вопрос ответил:
— О хинельской группе наслышан много. Похвально отзывались партизаны о ней и о ее командирах — Наумове и Анисименко. — Бессонов покрутил в руках карандаш. — У нашего брата нелегко заслужить такую характеристику.
— Нет теперь этой группы. Не у дел и комиссар Анисименко. Да и Наумова пришпилили к бумажкам в штабе отряда, как бабочку под стеклышко, — для видимости.
Бессонов расхохотался:
— Весьма образно… и зло!..
Странно, только познакомились, а расставаться не хотелось обоим.
— Пойдем, лейтенант, поужинаем, — пригласил Бессонов к себе. — По пути зайдем к москвичкам.
— Каким москвичкам?
— Э-э, брат, у нас в штабе такие невесты…
— Догадываюсь. Из ЦК комсомола, наверное.
— Правильно.
— Вот видите: разведчики наши уже пронюхали.
В просторной пятистенной избе жили, по рассказу Бессонова, пять девушек, посланцев Центрального Комитета комсомола. Они все время разъезжали по отрядам, знакомились с молодежью, комсомольскими делами партизан, собирали материалы для газеты…
Бессонов тут был своим человеком.
— Приглашаю на банкет, девушки! — объявил он. — На сборы две минуты.
Вскоре веселой гурьбой мы ввалились к капитану.
Трапеза оказалась довольно скромной: по сухарику на брата и две банки консервов на всех. Но радушный хозяин так приветливо и от души угощал нас, что мы были буквально очарованы им. Время пролетело незаметно.
— Долго не могу задерживаться, — извинился я. — Мне бы хотелось заглянуть еще в редакцию газеты «Партизан Украины»: посылал заметки и стихи из Хинели с нашими связными — Шамановым и Латышовым. И с другими ребятами.
— Так вы и есть тот самый хинельский корреспондент? — опросила одна из девушек, Ася.
Получив утвердительный ответ, заметила:
— Информацию вашу мы получили. Кое-что отобрали для «Вестей с Советской Родины» и в «Совинформбюро»… К сожалению, не все материалы дошли до нас. — Печаль мелькнула на ее лице. — Жаль Шаманова и Латышова. Перехватили их враги, казнили…
За окнами потемнело. Надо спешить.
— Где располагается редакция газеты? Мне все-таки хотелось бы там побывать.
— А газеты здесь уже нет, — ответила Ася. — Редакция переехала в Ново-Васильевку.
— Туда не с руки, — пожалел я. — Да и времени в обрез.
— Куда, лейтенант, на ночь глядя? — попробовал отговорить меня Бессонов. — Завтра поутру и уехал бы…
— Нет, капитан, спешу. Дел — невпроворот… Спасибо за прием да за ласку.
— А ты напрасно, лейтенант, разъезжаешь один: в следующий раз изволь брать с собой двух-трех разведчиков посмекалистей.
— Спасибо, учту.
Тепло простился я с новыми знакомыми и, духовно освеженный, пустился в обратный путь. Воронок шел уверенно. Сколько раз он выручал меня!