Шеф, полковник Красин, совсем недавно сказал: мне, мол, только приказы отдавать, а плотно работать с пополнением вам со штабсом.
Правильность этих слов Виталий ощутил даже раньше, чем ожидал.
Глава вторая
С утра Академия стояла на ушах и гудела, как потревоженное пчелиное гнездо. На выпуск ожидался Гагарин. Человек-легенда, как и его отец. Отец был первым, кто ступил на Силигриму, самую старую колонию Земли в далеком уже пятнадцатом. Александр Гагарин – первым, кто официально проник на неразграбленную базу чужих в диких степях Лореи девять лет назад.
Популярностью Александр Гагарин если и уступал своему отцу, то совсем немного: армейские пропагандисты умело распорядились моментом и сделали его ходячим призывом вступать в армию и флот. Майор Гагарин пользовался широчайшей известностью даже в стаде и, надо сказать, роль свою все это время играл безупречно. Академия Космофлота за последнее десятилетие утроила количество курсантов. Общевойсковые училища тоже расширялись и множились, и это не могло не радовать – покорение космоса требовало все больше и больше ресурсов, в первую очередь людских. Да что там училища – расширение коснулось даже R-80, чего далеко ходить!
Виталий Гагарина знал лично, поскольку в штурме базы чужих на Лорее принимал живейшее участие, но особой дружбы между ними не было и быть не могло по вполне очевидным причинам, и, что характерно, закрытость и секретность R-80 была отнюдь не главной из них.
Но на эту тему Виталий предпочитал не думать. Вообще. Просто гнал неуместные мысли прочь, да и все.
Сейчас, глядя на голографический плакат в фойе, он озабоченно поджал губы.
«Надо будет держаться подальше, – подумал он. – В зал, может, и загляну, а вот за кулисами надо бочком, бочком, вдоль стеночек. Старательно не отсвечивая…»
Лицо у Гагарина и на плакате, и в жизни было открытое и приветливое. В жизни – почти всегда.
Завтрак заканчивался. Новоявленные лейтенанты в парадках небольшими группами и поодиночке тянулись в сторону актового зала, удивленно и неодобрительно косясь на шурупскую форму Виталия. Все правильно: если он за время экзаменов и успел примелькаться, то на территории инженерных курсов, в западном корпусе, а не тут, в главздании.
Спешить, в общем-то, было некуда: интересующих R-80 парней будут покупать ближе к концу церемонии. Левенец по итогам экзаменов занял общее восемьдесят четвертое место, Самойлов – шестьсот второе. Уже отвергнутый Пашинский оказался лучшим – сорок седьмым. Остальные финишировали между Левенцом и Самойловым, но ближе к Левенцу.
Покупка происходила в обратном порядке, от худших к лучшим, так что часа два в запасе у Виталия точно оставалось. Большую часть ночи он просидел перед экраном, спать улегся только под утро, встал сегодня немного позже официального подъема и поэтому не успел ни позавтракать, ни даже кофе или чаю с бутербродом перехватить. В столовую трагически не хотелось. Ну и как в такой ситуации пройти мимо буфета? Виталий и не прошел.
Не прошел он, строго говоря, мимо лифтов – буфет располагался выше фойе, в башне, на самой верхотуре. А поскольку вчерашнее курсантство сегодня спешило в основном в актовый зал, у нужных лифтов даже очереди не собралось, как обычно бывает.
Не так уж и давно, всего-то девять лет назад, сдав последний экзамен, Виталий поднялся именно сюда, в буфет. Вместе с Рихардом фон Платеном и Джаспером Тревисом. Фон Платен тогда завербовал Виталия в свой гипотетический экипаж, на как раз внедряемые во флот «Гиацинты». Какие были смелые планы, каким интересным виделось флотское будущее…
Всего девять лет. Целых девять лет. Смешно теперь вспоминать, смешно и немного грустно. «Гиацинты» в итоге попали во флот с опозданием, их около года допиливали конструктора после выявленных системных ошибок в элементной базе. Фон Платен и Тревис даже успели на них полетать, но инженером в их экипаже, увы, стал не Виталий, а Веня Гершензон. Виталий вообще оказался как бы и не во флоте – форму носил общевойсковую, шурупскую, к гвардейским полкам, куда так стремился, отношение имел очень косвенное, однако служба его все равно была тесно связана со флотом. Только сбоку. Или сверху – можно и так выразиться.
Когда Виталий увидел, кто сидит за тем самым столом, за которым они с Тревисом и фон Платеном строили планы и втихаря пили спирт девять лет назад, воспоминания разом отступили.
Он. Майор Гагарин в окружении офицеров и курсантов. Все соседние столы были заняты – да что там – под завязку забиты, народ сидел даже в проходах, на банкетках, притащенных от барной стойки. Гагарин что-то рассказывал – охотно, весело и почти самозабвенно, как умеют только общие любимцы и герои-знаменитости. Но едва он увидел застывшего на входе в зал Виталия, тут же осекся и умолк.