Неуклюжие прохожие разбежались на входе в метро. Я уже четверть часа назад покинул общество ласковой кошки и уверенной рысью преодолел не менее двух километров до ближайшей станции метро. А это для моей комплекции был результат! Завтра, даже если мне придется сделать это на инвалидной коляске (простите меня, люди с ограниченными возможностями, за это словосочетание, за этот глупый штамп), я уеду и на ней!
Дома я достал старую географическую карту из древнего тубуса[18], расстелил ее на полу, придавил по углам старыми книгами. Всмотрелся. Ясности не прибавилось. Скорее наоборот. Города, горы, реки. Так много было всего. На сегодня, подумал я, наверное, хватит. Если завтра на рассвете на левом глазу не появится родной брат моего сегодняшнего пришельца на правом, то утром я зайду на кухню, сяду на свой любимый стул, в 7:00 сработает будильник, загорится экран телевизора,… и первые новости дня выведут меня туда, где я и проведу свой отпуск. Просто? Гениально просто! Разве не об этом я тайно мечтал все последние годы своей жизни? Оторваться от постылости, серости и убогости бытия. Оказаться там, где… Тут я задумался. Я еще не знал, где я хотел бы оказаться… И ни о каком отпуске я даже еще сегодня утром совсем не мечтал…
Глава третья
Кризис в Панаме, протесты голландских фермеров и насморк принца Бургундии. - Два прыжка берберийского льва. - Перелет и часовые пояса. - Свидетель обвинения. - Энцефалит и экипировка.
Самолет сквозь густые облака вынырнул из непогоды. Солнце ослепило настолько, что я сразу задвинул свой иллюминатор шторкой, откинулся на спинку сиденья и улыбнулся.
Ровно двенадцать часов назад, еще утром, как последний идиот, я тридцать минут глупо таращился на кухне в свой телевизор. Но ни правительственный кризис в Колумбии, ни протестная демонстрация сельхозпроизводителей в Голландии, ни насморк у наследного принца Бургундии не давали шансов определиться с маршрутом будущего путешествия. Я ведь ждал знака свыше, указывающего на выбор маршрута внутри страны. Голова гудела после сна, а кофе не действовал. Обычное соображение отсутствовало. На боковой полке в холодильнике я обнаружил филе из индейки. Процесс идентификации себя как личности у меня пошел быстрее. Появилось острота мысли. Она позволила мне посмеяться над предпочтениями новостных редакторов. Я живо представил себе, как в Колумбии иду в сомбреро по ее столице, городу Богота, подхожу к дому правительства, а оттуда выбегают люди с автоматами, стреляют друг в друга, падают, истекают кровью. Ко мне подползает человек в черной рубашке, я наклоняюсь к нему, а он хрипло сипит мне на ухо: «Прости, брат. Я тут с утра самый главный, я премьер-министр. Президент вчера повесился. У нас тут кризис в правительстве. Ничего личного». Затем он достает из кармана щепотку гадкого наркотика, превращающего людей в животных, всасывает его левой ноздрей и умирает. Фермеры из Европы идут по Амстердаму с огромными желтыми пластиковыми кругами, изображающими сыр. Принц Бургундии на шпагах бесстрашно сражается со своим вассалом, бароном Роттердамским, не переставая при этом весьма интеллигентно сморкаться и кашлять в кружевной женский платок.
Совсем забыл вам сказать о том, что в ванной комнате на флакон с пеной я даже не глянул. Это явно свидетельствовало о том, что мое весеннее обострение маниакальной зависимости от цифр под воздействием предвкушения смены обстановки в будущем отпуске понемногу отпускало.
Я вернулся в комнату и подошел к карте. У меня был запасной план. Еще с вечера, засыпая, я решил, что если с утра кухня с холодильником и телевизором не примут участия в выборе моего туристического маршрута, то мне придется перейти к более решительным действиям. Которые будут заключаться в следующем. Над старой географической картой в европейской части страны я с закрытыми глазами подкину три куска превосходного свиного сала. Измерю расстояние от Москвы до мест их попадания, сложу. Потом возьму гвоздь, забью его в центр Москвы, паркет позволит это сделать. Затем сумму расстояний отобью отрезком по кругу на шнуре, таком гигантском самодельном циркуле, в сторону Уральских гор. Это и будет моим туристическим маршрутом. Проеду его на машине, на вертолете, несомненно, километров пять или даже семь я все же пройду пешком. За три дня управлюсь.
Один край карты завернулся, я поставил блюдце с салом на журнальный столик, нагнулся за книжкой, чтобы положить ее на место, но так и замер с ней, читая название - «По заповедным дебрям». Это была отпускная тема! Заповедные дебри – очень даже звучит! С обложки книги прямо мне в глаза смотрел какой-то могучий бык, стоящий между двух огромных стволов деревьев. Вверху – автор, Г. Успенский. Открываю оглавление, пробегаю глазами по строчкам, чувствую внутри какое-то необычное звучание музыки души. Так и есть, вот он, знак свыше. Часть вторая: Соболиный заповедник. Главы: По льду Байкала, Усть–Баргузин, Чивыркуйский залив… Вот они, эти названия, вот мой маршрут! До чего же, должно быть, замечательный человек этот Г. Успенский! Как молния метнулся я к компьютеру, загрузил несколько вариантов запросов в Google. Ну, не в телефоне же это делать в такой ответственный момент. Выяснилось, что автор описывает в книге свое давнее путешествие по Баргузинскому заповеднику. А теперь он был в составе ФБГУ [19] «Заповедное Подлеморье». Ответы сложились в план действий еще быстрей, чем я успел подумать об их возможных вариантах реализации. Соответственно, по поводу походной одежды я вообще не парился. По той простой причине, что никогда в тайгу на север России я не попадал и не знал, что мне было нужно купить. Зачем же было время терять в бесполезных мытарствах по магазинам? Железная логика похвалил я себя, натянул ровным счетом то, что снял вчера, затолкал паспорт с пухлым портмоне в карман джинсового костюма и побежал к такси, из компании которого уже пришло два СМС о его прибытии. В машине я повторно вышел на сайт с авиабилетами, купил забронированный ближайший билет до города Улан-Удэ. Потусовался в аэропорту какие-то несколько часов, но это никак не напрягало. Читал, ел, пил, дремал. И вот в самолете компании J7Airlines, в экономклассе Боинг 737 я сейчас наслаждаюсь своей решительностью берберийского льва [20]. Который был самым большим и сильным из всех львов, но вымер в двадцатом веке. В два львиных прыжка, как у африканского гиганта, я достиг того, к чему шел всю жизнь. Немного преувеличил… Последние 24 ее часа…