- Я пожарю их, - сказала Екатерина Федоровна, и, как-то чересчур решительно, как мне показалась, выхватила из рюкзака нож и пошла к коряге, где на песке трепыхался будущий обед.
- Но для этого нужна сковородка, - счел необходимым заметить я.
Евдокия Романовна извлекла из своей котомки легкую, алюминиевую, посмотрела в мою сторону, коротко сказала: - Вот.
Я, вспомнив вчерашний урок вежливости, подхватил ее и поспешил отнести ее подруге. Та посмотрела на меня с удивлением, что я смутился. Я ей со всей имеющейся у меня вежливостью и учтивостью поспешил пояснить, что мне конечно понятно, что жарить рыбу она собирается, не у воды, но вдруг если ей понадобиться примерить рыбу к сковороде, то это она сможет сделать, не отвлекаясь от ее чистки.
- Шут, - недостойно оценила мое благородство полная мадам.
Посмотрим, подумал я, что она скажет, когда увидит, как я умею разжигать костер! Я быстро собрал палочки, и небольшие коряжки, сформировал из них некое подобие будущего костровища. Даже отыскал два плоских камня и сделал удобную подставку для сковороды. Выждав некоторое время, когда процесс чистки рыбы подошел к своему логическому концу, я плеснул разжигающей горючей смеси на них. Но спички, наверное, отсырели, так как они шипели, и не воспламенялись. Я их поломал, испортил больше дюжины. Подумав, что их следует подсушить на солнышке, прежде чем зажечь, я это и сделал. Аккуратно расположил их в ряд на песке. Но еще одну, последнюю спичку, на всякий случай, а вдруг она все же загорится, я еще раз чиркнул об оставшуюся серу, на уже изрядно подранной стороне спичечной коробки. Но и она не загорелась. Так мне показалось. Я бросил ее, как утраченную, в будущий костер. Зря. В тот момент, когда Екатерина Федоровна с рыбой в целлофановом пакете и сковородкой подходила к костру, и он неожиданно резко вспыхнул!
- Ааааааа! – заверезжал наш повар по рыбным полуфабрикатам, точно таким же противным голосом, только еще громче, чем при первом свидании с бурундучком. У которого вчера на Ярках, наверное, случился микроинфаркт. И от его развившихся последствий, что там у него за сердечко - с ноготок на моем мизинце, его бедные деточки – бурундучатки, вполне возможно уже оплакивают бедного родителя.
- Дуся, этот лохматый черт решил заживо спалить меня, - добавила к своему истошному крику она. Евдокия Романовна, только махнула на нас рукой. Она была занята палаткой. Я, было, ринулся тогда к ней, но та решительно запротестовала, замахала на меня руками. Я понял, что мое участие в благоустройстве нашего стойбища может носить исключительно прикладной характер в виде простейших работ. Сережа, сказал, что я сделал правильный вывод.
Через два часа на берегу озера Фролиха возвышалась преогромнейшая куча дров. Я стащил со всей округи все, что можно было поднять и отволочь к нашему лагерю. И это только из крупного ассортимента. Мелкие палки я собирал в специальный полог, завязывал веревкой, взваливал за спину, тащил. Напоминал собой дровосека из детской книжки. Потел, задыхался, отдыхал, и снова таскал и таскал.
Что же, вы думаете, по поводу моих гигантских усилий обеспечить наше общее будущее сказала Катя. Вот что: «Заставь дурака молиться он и лоб разобьет». Грубо и некрасиво.
Евдокия Романовна создала уютное гнездышко. Поставила палатку и полог. Сама. Использовала деревья и кусты. Подвязалась к ним. Прекрасно и удобно получилось. Мастерица.
Я отошел подальше, разделся, нырял и плавал, с такими радостными, звериными криками, от студеной воды, что когда вернулся в лагерь, девушки, молча переглянулись, схватили полотенца и тоже побежали купаться. Восторженных криков было не меньше.
Сережа выждал, когда мы все искупались и собрались, он дожаривал последнюю партию рыбы и готовил стол, сказал: «У меня сегодня день рождение, мне тридцать лет!» Темнело. Лучше, чем так этот вечер закончится и не мог. Мы кинулись его поздравлять, он улыбался, смущался, залез в свой рюкзак и достал оттуда бутылку сухого красного вина «Медвежья кровь». Это вино я уже пробовал в поселке Усть-Баргузин, и надо сказать, что никакого особого впечатления оно на меня не произвело.
- Красное, не под рыбу, - не преминула вставить сварливая Катрин. Вот ведь стервозное существо. Здесь ведь не ресторан! Скромный защитник природы, с зарплатой которой ему, наверное, едва хватает, чтобы прожить и накормить семью, желает символично пригубить в день своего появления на свет, того вина, что попалось ему под руку в лавочке, с тремя абсолютно неизвестными ему людьми, о существовании которых он три дня назад ничего и не знал. А еще через полгода - забудет о нас, как об очередном эпизоде в своей нелегкой работе. Какой тут может быть подбор напитков к блюдам?! Ну не свадьба, не банкет, не юбилей!