Сначала мой отец две недели никого не подпускал к нему. В юности он играл в футбол за университетскую, студенческую команду на довольно приличном уровне. Фигурки мечущихся футболистиков по зеленому газону за одним маленьким мячиком завладели его вниманием, он даже ушел в отпуск ради них. Я же все это время был рядом, прогуливался между ним и телевизором, пытался уговорить его сыграть партию в шахматы. Тщетно. Туда и обратно шныряла перед ним на горшке моя сестра. Не понимала: почему этот добрый и родной человек, вдруг перестал по вечерам читать ей ее любимые сказки…
Потом телевизор – враг, стал нам с сестрой, четвероногим, цветным другом. Меня интересовали две телепередачи: «В мире животных» и «Клуб путешественников». С черно-белым вариантом сравнения не было! Но и хитрый и веселый зайчик всегда радовал своим умением выпутываться из огромных когтистых лап, глуповатого и разухабистого волка. Появились Дюймовочка, Буратино, Чебурашка, смешные истории про деревню Простоквашино. Когда я вырос – улица и живая жизнь показались мне интересней и содержательней. Но ненадолго. В институте я попал в империю зарождения будущего мира - компьютеров и бесконечных программ к ним. В нем я и живу.
Глава одиннадцатая
Как мы расстались. Я не готов к операции в антисанитарных условиях! Вой одинокого облезлого кота. Диагноз Арчибальда Самсоновича. Появление доктора. Скелеты в шкафу. Я не «Сифака»!
Рано утром Сережа с Дусей и Катрин уехали. Проснулись, оделись, вышли из избушки. Я не пошел их провожать. Прикинулся спящим. Они не стали меня будить, пожалели. Шум лодочного мотора сначала всколыхнул тишину, движок потарахтел пару минут, затем звук стал глуше, глуше, пока не исчез совсем. Так лучше. Зачем устраивать сцены расставания. Мы все случайно встретились. Судьба, также быстро разъединила наши жизни, как и свела их. Байкал хмурился, свежим ветерком насекомых сдуло лес. Кричали чайки. Я побродил по берегу около часа, посидел на бревнышке, раздул угольки костра.
Егерь заповедника по имени Антон вышел из домика с биноклем. Долго высматривал горизонт. – Есть, я вижу его. Это он - «Орион».
- Мне только что звонил его капитан через спутник. Они идут к нам. Все еще лучше, чем мы планировали вчера. Там на борту есть хирург. У него даже инструменты с собой.
- Инструменты? – переспросил я, не поднимая головы. В ней это слово задержалось в виде эха. Сначала отскочило от левого полушария, затем стукнулось о правое, брякнулось о макушку и зависло где-то в мозговых извилинах, отвечающих за функции речевого аппарата. Не сразу, постепенно, но до меня все-таки дошло. Что, по всей видимости, речь идет о тех блестящих штучках - скальпеле и зажиме, с которыми через пару часов совершенно незнакомый мне человек намерен распороть мне брюхо и попытаться там все устроить лучше, чем было. А потом он, поплюют на конец нитки, с третьей попытки засунет его в ушко иголки, и заштопает меня как старый носок.
Я решительно был не готов умереть сегодня. Да и на завтра у меня таких планов не было. Хотя, в райцентре это было бы сделать не так обидно. В виде попытки, конечно. В больнице есть каталки, обстановка располагает. Я живо представил себе, как из операционной выходит грустный врач, растерянно сдергивает с себя резиновые перчатки, бросает их на пол, произносит: «Я сделал все, что мог…» Занавес падает. Антракт. Во второй части спектакля выясняется, что я еще жив. Медсестра, наконец, убрала ногу с кислородного шланга, я хватаю воздух синими губами, встаю, разворачиваюсь, иду из тоннеля смерти, - назад, по коридору жизни. Испуганный доктор падает на колени и в исступлении кричит: «Я знал, я верил, Боже, он жив!»
Бубнящий голос егеря заповедника вернул меня в настоящее. Он звучал нарастающим легким гулом извне, из звукового пространства которое я не контролировал. Но так громко! Как та тяжелая штука по огромному концертному барабану, отбивающему такт: бум-бум:
- Он опытный, на его счету сорок три операции в полевых условиях. Ему и медсестра не нужна. Профессионал!
Тут я спохватился и нервно закричал: - Минуточку, не надо никакого доктора? – Меня же в райцентр собирались везти! – Не надо никакой операции! Какой еще про-фес-си-онал?
- Илья Гордеевич, ну что вы так разволновались, - удивился Антон. – Он же не собирается вас насильно оперировать. Осмотрит сначала, конечно. А там – вам решать.