Продолжать было трудно. Народ загудел, как рабочие пчелы в улее в солнечный весенний день. Олег двинулся ко мне. И даже рот попытался открыть. Я это предвидел. Достал из файла еще несколько листков. – Это нотариальный договор дарения 40 % уставного капитала компании от Шушлепень Ильи Гордеевича Сидорову Олегу Ивановичу. По такому случаю полагался короткий спитч [65]: - Олег, дрогой друг! Мы начинали с тобой много лет назад. Да, получилось так, что фирма перешла под мой контроль. Это было давно. Нет смысла ворошить прошлое. Теперь, я хочу все вернуть назад.
Спины моих притихших и впечатленных ребятушек – козлятушек слегка разошлись, и я увидел за ними наш огромный экран, растянутый на привычном месте, у них в секторе…
- Что это? – спросил я Петю Чеснокова, стоявшего рядом, показывая пальцем. Это был глупый вопрос. Как и жест. Экран в секторе у программистов вешают для того, чтобы на нем смотреть кинопроектор. И только для этого. Эколог отвел глаза. Исходя больше из инерции, чем от необходимости, я продолжил: - Вы теперь кино смотрите без меня, прямо в рабочее время?! Сегодня – вторник, рабочий день!
Сидоров улыбнулся. Я понял. Он решил взять инициативу на себя. Ему всегда хотелось изображать из себя председателя профсоюзного комитета, или лидера оппозиционной партии в парламенте. Он даже, как-то пытался рассуждать на этот счет. Не о чем было говорить! Власть должна быть сосредоточена в одних руках! С перекосами и ошибками разбираться будем потом…
Друг детства высказался почти без запинки, а это был плохой, очень плохой для меня знак: - Се-се-се-годня пятнадцатое число. – Не-не-независимо, от дня недели, именно в этот день каждого месяца, пять лет, мы, все вместе, смотрим наши юмористические видеокомпозиции. - Озвучиваем их. - Ты что забыл, «дорогой друг»? - Но экран сегодня повесили не для них. - Для тебя. Нет слов. Ты смог сейчас всех нас удивить. - Те-те-теперь наша очередь. - Проходи в сектор, садись. - Ты же всегда говорил, что мы команда. А в команде не может быть никаких секретов друг от друга. Иначе не прорваться, и не добиться успеха. Это - твои слова.
- Олег, может быть, ты объяснишь: что тут происходит? – я начинал проявлять беспокойство. Какой может быть для меня сюрприз, в моей же фирме? – еще спросил этого типа, тут же прикусив язык. Единственный свидетель Больших Черных Тараканов, моих детских страхов, прямо на уровне моих глаз помахал мне, моей же дарственной… - Нашей, не забывайся, «дорогой друг»…, - добавил он.
Я сел перед экраном. Заместитель меня нажал пульт. Когда замелькали черно-белые кадры, я не смог сдержаться от разочарования, язвительно хмыкнул…
Что эти люди, с такой бедной фантазией на уровне развития кинематографа прошлого века, собрались мне преподнести?
Взрыв ядерной бомбы не может удивить человека, если она упала от него, скажем в трехстах метрах, ну или чуть дальше. Удивляться, в этом случае, будут другие. Из числа тех, кому повезло оказаться, километрах хотя бы в пяти от воронки… Да и те недолго…
Исходя из изложенной аллегории, удивиться кадрам, мелькавшем на экране, я, в принципе, не мог…
Исключалась и безумная, слепая ярость… Большее, на что я был способен, пытаясь выразить ее, так это крикнуть в аквариум своим рыбкам: «СВОЛОЧИ! СКОЛЬКО ЖЕ ВЫ БУДЕТЕ ПИТЬ МОЮ КРОВЬ!?» Если вы не забыли, в начале своего повествования, я уже упоминал об этом.
Таким образом, из шести возможных эмоциональных реакций моей психики, указанные две, нейроны головного мозга Ильи Гордеевича Шушлепеня, отказались выгрузить в окружающее пространство.
Оставалось еще четыре.
Счастья с грустью я не испытывал. Страха и отвращения не было.
В таких случаях, когда ни одна из психических реакций у нормального человека, не в состоянии адекватно смоделировать его поведение, он замирает, застывает, иногда с открытым ртом, попадает в состояние упадка психической деятельности, которое медики называют - состоянием прострации. [66]
Как я и подозревал, и это подтвердилось на днях, я был совершенно нормальным человеком. Так как, просидел ровно сорок минут, перед потухшим экраном в секторе программистов, улыбаясь, как тот бедный малый из психиатрической клиники. Который вчера клянчил у ворот своего последнего прибежища, две копейки у прохожих. Чтобы срочно позвонить маме, и сообщить ей о том, что вечером он не придет домой.