Рано утром на следующий день Сережа проверил запасы топлива. Выяснилось, что бензина мы сожгли больше, чем это было запланировано. Хотя уже давно идем только на одном моторе. Поэтому им было принято одно не очень популярное решение, а он отвечал за благополучный исход нашего мероприятия, и тут мы с ним пререкаться были не должны. И мы не делали этого. Наш лоцман и лесной волк решил, что мы транзитом пройдем сразу две точки предполагаемых стоянок. Тронемся немедленно, прямо сейчас. Пока случайный лед с центра озера не прибило ветром к берегу и не перекрыло нам дорогу, как это было вчера. То есть мы отправлялись прямиком на Кордон Баргузинского заповедника на реке Кабанья. Предстояло проехать одним махом не меньше семидесяти километров. Это много. Но другого выхода не было.
Долго, нудно, на одном моторе, наша перегруженная посудина карабкалась от мыса к мысу, делая путь как можно короче. И доползла, наконец, до спасительного кордона. Настроение лично мое, да и не только, окончательно испортилось. В томительном ожидании плохого конца. Который, слава Богу, не наступил. Не закончился бензин, не пришлось на веслах шпандорить к берегу, ночевать в диком месте, а потом еще и идти пешком. Все кончилось хорошо. Но уже и это не радовало.
К концу пятого дня пути я почувствовал, что угрюмая тяжесть, сначала тихонько, предательски подкралась, а потом и окончательно сковала мое сердце. В довершение всего, заглянув в зеркало в избушке, которое размерами было больше, чем у Дуси, - в спичечный коробок, я с удивлением увидел, уже не лицо, а небритую и заросшую харю, и она никак была не похожа на то, что я мог видеть в зеркале гостиничного номера в поселке Усть-Баргузин. Обвисшие щеки, заострившийся нос и потухшие глаза. Каким же я был, оказывается красавцем, в тот самый вечер, когда я расстался с участливым таксистом из города Улан-Удэ! После заслушивания его эпопеи о братьях Кюхельбекерах, неутомимых борцов с самодержавием, о младшем Михаиле направившем все свои жизненные силы в здешних краях, в царской ссылке, на увеличение населения России. И это было всего около двух недель назад. День, два в плюс или в минус я не считал. На озере Байкал время для меня шло, почему-то, еще быстрей, чем в большом городе.
Вечером на кордоне на реке Кабанья, у меня случился острый приступ аппендицита. Живот заболел резко, сильно. Мое лицо перекосилось от боли.
- Катя, Катя, - почти шепотом, позвал я мадам, она стояла ближе всех к окну, а я лежал на нарах в избушке. - Прошу вас, что-нибудь от боли, у вас есть баралгин? – стонал я. У женщин всегда с собой есть разные таблетки и баралгин. Екатерина Федоровна забежала в домик: - Илья? В чем дело Илья? – затараторила она.
- Жи-иво-о-от, - едва слышно прошептал я и закрыл глаза…
Евдокия Романовна взялась за дело. Когда я задрал майку и приспустил штаны.
- Болит? – сильно много раз нажимала она ладонью в разных местах моего живота.
- Да-а-а, да-а-а, - стонал я. Тогда она бросала давить и резко отводила руку, спрашивала: - А так?
- Да-а-а, да-а-а, - продолжал стонать я.
Какие-то странные манипуляции. Что за садистские наклонности? Но Дуся сказала, что у нее кто-то из родственников врач. Она знает, что делает. Именно так диагностируют аппендицит. Возражать не было сил. Я понял, что моя жизнь сейчас зависит исключительно от наблюдательности новоявленной сестры милосердия.
Болело все сильней и сильней. К счастью, нам сообщили по рации, что завтра с утра к берегу подойдет катер с туристами из Иркутска, который затем пойдет в Нижнеангарск. На нем меня и отправят в районную больницу.
Утром Сережа с женщинами поедет до следующего, главного кордона в Баргузинском заповеднике. В поселок Давша. Пополнить запасы бензина. Здесь его не оказалось в требуемом количестве. Оттуда они продолжат свой путь. Вперед, на юг. А я – свой, на север.